К 80-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады: из дневника заместителя начальника УПО Ленинграда С.Г. Голубева
11:00 29.01.2024
"12 декабря 1941 г.
Сегодня меня навестил профессор Тидеман Борис Генрихович. Вид ужасный. Глаза потускнели. Страшно худой. На ногах разорванные валенки, на плечах шуба с оборванным воротником, на голове шапка-ушанка. Портфель желтой кожи подвешен на бечевке на шею. На руках рукавицы с варежками. Не садясь, заявил мне, что он съел свою кошку. Жена больна дистрофией, он чувствует, что скоро умрет. Силы тают ежеминутно. Просил помочь ему эвакуироваться из города, иначе - смерть. Я посоветовался с Сериковым, он поручил мне написать докладную записку в штаб Ленфронта о предоставлении Тидеману места на самолете для перелета линии фронта. Я отправил его домой на своей машине, снабдив небольшим запасом продовольствия, которое сумел оторвать от своего пайка (через 9-10 дней мне был доставлен пакет с разрешением на место в самолете для Тидемана. Я помчался к нему на квартиру. Но… он уже был мертв. И его не похоронили.
Так погиб от неумолимой дистрофии единственный специалист Советского Союза по химии горения профессор Б.Г. Тидеман).
С едой в Ленинграде стало очень плохо.
Люди стали страшно худы. Я не был в бане месяца три-негде мыться. И вот представилась возможность: нам разрешили помыться в водолечебнице городского управления милиции, в здании на площади у Зимнего дворца. Что я там увидел, было неописуемо. Здесь мылись ответственные работники УНКВД. Под душами стояли живые трупы. От мертвых они отличались только тем, что стояли и еще двигались. Фигуры их были ужасны, во всем была ассиметричность. На очень тонких шеях торчали черепа, обтянутые желтоватой кожей с остекленевшими глазами, которые выражали лишь смертную усталость и обреченность. Животы втянуты, толщина ног была менее обычной руки, плечи узкие. Движения были вялые, медленные.
Раздевшись, я направился в душевую. Идти пришлось мимо зеркала. Когда я увидел собственную фигуру, то остолбенел. Из зеркала смотрел урод, слабо похожий на меня. И мне так стало жалко себя, что у меня заструились слезы."- из дневника заместителя начальника УПО Ленинграда С.Г. Голубева
Сегодня меня навестил профессор Тидеман Борис Генрихович. Вид ужасный. Глаза потускнели. Страшно худой. На ногах разорванные валенки, на плечах шуба с оборванным воротником, на голове шапка-ушанка. Портфель желтой кожи подвешен на бечевке на шею. На руках рукавицы с варежками. Не садясь, заявил мне, что он съел свою кошку. Жена больна дистрофией, он чувствует, что скоро умрет. Силы тают ежеминутно. Просил помочь ему эвакуироваться из города, иначе - смерть. Я посоветовался с Сериковым, он поручил мне написать докладную записку в штаб Ленфронта о предоставлении Тидеману места на самолете для перелета линии фронта. Я отправил его домой на своей машине, снабдив небольшим запасом продовольствия, которое сумел оторвать от своего пайка (через 9-10 дней мне был доставлен пакет с разрешением на место в самолете для Тидемана. Я помчался к нему на квартиру. Но… он уже был мертв. И его не похоронили.
Так погиб от неумолимой дистрофии единственный специалист Советского Союза по химии горения профессор Б.Г. Тидеман).
С едой в Ленинграде стало очень плохо.
Люди стали страшно худы. Я не был в бане месяца три-негде мыться. И вот представилась возможность: нам разрешили помыться в водолечебнице городского управления милиции, в здании на площади у Зимнего дворца. Что я там увидел, было неописуемо. Здесь мылись ответственные работники УНКВД. Под душами стояли живые трупы. От мертвых они отличались только тем, что стояли и еще двигались. Фигуры их были ужасны, во всем была ассиметричность. На очень тонких шеях торчали черепа, обтянутые желтоватой кожей с остекленевшими глазами, которые выражали лишь смертную усталость и обреченность. Животы втянуты, толщина ног была менее обычной руки, плечи узкие. Движения были вялые, медленные.
Раздевшись, я направился в душевую. Идти пришлось мимо зеркала. Когда я увидел собственную фигуру, то остолбенел. Из зеркала смотрел урод, слабо похожий на меня. И мне так стало жалко себя, что у меня заструились слезы."- из дневника заместителя начальника УПО Ленинграда С.Г. Голубева