Ради жизни на земле: 80-летию Великой Победы
11:16 14.04.2025
Из дневника Сергея Гордеевича Голубева, заместителя начальника УПО г. Ленинграда.20 июля 1941 года. Воскресенье
Три дня тому назад мы хотели с Михаилом Петровичем Блейхманом отправить жен из Ленинграда. Я ходил за справками в здравпункт Московского района. Потом мы раздумали. Зачем им уезжать? Мы будем защищать любимый город — колыбель революции.
Леля изрядно поволновалась, долго плакала. В ней боролись два чувства — страх перед пленом, перед издевательствами фашистов, если враг сломит сопротивление наших войск и ворвется в город, и боязнь разлуки со мной, неизвестное будущее. Те, кто покинул Ленинград, немало испытали горя. Любовь Ивановна Окоева, наша временная квартирантка из Таллина, вчера прислала письмо. Она вместо Саратова попала в глухое село Кировской области. Жизнь там после столичного города, конечно, тяжелая. Некоторые эвакуированные сидят на глухих полустанках неделями и ждут очереди к отправке. Эвакуированных очень много.
Из Ленинграда эвакуируют некоторые оборонные предприятия и учреждения. Наметили к эвакуации академиков и профессоров. Но потом почему-то отложили на время эту эвакуацию. Предложили эвакуироваться народным артистам Александровой-Корчагиной и Самойловой, но они отказались.
Сводки по-прежнему скупы. Боевых эпизодов ежедневно передается по несколько, но положение на фронтах в одном абзаце.
Фронт навис где-то под Ленинградом. Отдельные люди передают, что дивизия ополченцев Московского района уже дважды была в бою где-то недалеко от Ленинграда в сторону Луги–Кингисеппа. Будто есть раненые. Но кто же может поручиться за правильность этих слухов. Во время войны публика падка на слухи и всячески их раздувает. Сводки по-прежнему сообщают, что ожесточенные бои идут на Псковско-Порховском, Полоцко-Невельском, Витебском, Смоленском и Новгород-Волынском направлениях. На Финском фронте спокойно. На юго-западном наши части проявляют активность.
Сегодня уже была тревога. Самолетов не видно. К нашему счастью, Ленинград еще ни разу не бомбардировали. Видимо, у врага уже не так жирно с самолетами. Сегодня за день было три ВТ. Кроме того, самолеты появлялись над центром города. Действовали батареи, установленные на площади «Жертв революции» (ныне Марсово поле). Наш посол в Германии — заместитель народного комиссара иностранных дел Деканозов прибыл из Берлина.
21 июля 1941 года. Понедельник
5 часов утра. Уже вторая ВТ. Первая была в половине первого. Сейчас я видел двенадцать-пятнадцать самолетов врага. Они летели со стороны Пулкова вдоль Московского шоссе. Их отчетливо было видно в лучах солнца. У Пулкова самолеты попали в зону обстрела. Вокруг них стали рваться снаряды. Самолеты повернули на запад. Их начали обстреливать из многих батарей. Воздух насытился гулом от выстрелов и взрывов. Сотни светящихся точек возникли в небе подобно звездочкам. Потом светящиеся точки превратились в белые дымки, которые окутали вражеские самолеты. Так, постепенно удаляясь, самолеты скрылись от нашего взора. Вместо них над нашим домом долго проносились стаи скворцов и голубей, возможно, испуганные стрельбой. Мы шутливо приравнивали их к строю самолетов. Вот время настало: строй птиц, испытанных представителей природы, мы сравниваем со строем искусственных птиц, порожденных гением человечества и обращенных в оружие истребления того же человечества.
22 июля 1941 года. Вторник
У нас несчастье. Леля утром сходила к врачу и ее немедленно направили в больницу им. Коняшина. При помощи т. Артемьева ее удалось положить в клинику Первого медицинского института. Я и Рубен Иванович Артемьев ее провожали. Там любезно приняли, хотя клиника полна больными. Говорил с зав. клиникой. Он заявил, что в сопроводительной бумаге лечащего врача помещены три диагноза. Это часто бывает у неопытных врачей. Вот, мол, обследуем, и тогда будет ясно, сколько она пробудет в клинике.
Я сразу почувствовал гнетущее одиночество. Мне делается очень грустно, когда я вспоминаю печальный взгляд жены. Она очень измотана работами по рытью окопов, стала очень нервная. Проклятая война сильно подействовала на нее. Какая-то обреченность проскальзывает в ее взгляде. Она часто плачет. Перед тем, как ехать в больницу, она несколько раз, плача, просила не бросать ее, если придется эвакуироваться из города. Она приходит в смятение, и ужас обрисовывается на ее лице при одной мысли, если ей придется встретиться лицом к лицу с фашистами, которые вселяют в нее страх. Проклятие этим извергам человеческого рода! Слов нет, чтобы высказать свое возмущение поступками фашистов. Они теперь как саранча бросаются на Ленинград. Вчера было пять тревог. Радио сообщило, что группы по двенадцать-пятнадцать самолетов пытались вчера прорваться к городу, но наша авиация и артиллерия сбили одиннадцать, да еще восемь самолетов, потеряв четыре своих. Я лично видел группу черных немецких самолетов-хищников.
Вчера в 12 часов 45 минут впервые была бомбардирована Москва. Около двухсот самолетов пытались прорваться в город. Но удалось это только единицам. Есть раненые и убитые. Возникло много пожаров. Налет длился свыше пяти часов.
Фашисты думают поставить нас на колени. Не выйдет! Нельзя победить народ, из среды которого вышли Ленин и Сталин, Пушкин и Максим Горький, Мечников и Павлов, Чайковский и Глинка, Суворов и Кутузов.
Интервенты печатают оккупационные марки и на них «покупают» все, что есть в захваченных областях. В Париже один немецкий офицер «купил» девятьсот пар чулок. Багажные вагоны поездов, уходящих в Берлин, набиты товарами и посылками. Забирают все: от яиц до дверных ручек, от мыла до музейных картин.
Маршируя на площади Конкорд в Париже, фашисты пели: «Французы — дикие свиньи, и мы их заколем! Мы умеем коптить окорока...». В Париже показывали для счастливого французского населения кинокартину про бомбардировку Парижа, парад на Елисейских полях, расстрел беженцев на дорогах с надписями «вот судьба горделивой Франции».
Французы отзываются на такое поведение немцев. Из кафе «Даркур» выкинули с третьего этажа германского офицера, который оскорбил француженку. В квартале Сен-Поль ночью подстрелили двух оккупантов. В Сене возле Сен-Клу выудили труп немецкого полковника.
Заводы «Ситроен», «Рено», «Гном» немцы приспособили для ремонта самолетов. Парижские рабочие поработали на славу. Отремонтированные самолеты не летят, а танки не едут. Виновных не нашли. Французские патриоты передали по тайной радиостанции: «Пишите на всех стенах городов букву “V” — первую букву слова «Победа» (по-французски). Хотели проверить, много ли парижан слушают радиостанцию. Через три часа все стены были покрыты буквой «V» — ее писали мелом, углем, краской.
Немцы 10 мая вторглись в Бельгию. В стране царит полная растерянность и паника.
В Белграде хождение после девяти часов вечера запрещено. Неподчиняющихся просто расстреливают на месте без предупреждения. Всякий немецкий офицер имеет право брать к себе для мытья полов, стирки и вообще «домашнего обслуживания» еврейских девушек. В любом месте девушки могут быть задержаны денщиками и уведены к офицерам.
Оккупанты чувствуют себя во враждебном окружении. Ни один немецкий солдат не имеет право выйти в город без предупреждения.
26 июля 1941 года. Суббота
11 часов 25 минут. Воздушная тревога. Непрерывно гудят заводские гудки. Где-то на окраине города в нашем районе завывает сирена. Эти щемящие сердце звуки слышатся и из репродуктора — какой-то пискливый тембр металлического звука. Потом в репродукторе слышится отчетливое тиканье часов. Это указывает на то, что репродуктор переключен на штаб МПВО. С улицы слышатся свистки постовых наружной охраны, которыми останавливаются пешеходы, не успевшие укрыться. Через некоторое время наступает тишина. Она нарушается лишь грузовым автотранспортом, которому разрешено передвигаться за исключением от 24 ночи до 4 часов утра. Напряженно прислушиваемся к звукам. Чудятся звуки моторов вражеской авиации. Хлопанье дверей принимается за выстрел зенитного орудия. И так вот ждешь, что упадет с неба смертоносный груз или наши славные соколы преградят дорогу воздушным бандитам и сбросят их на нашу землю, с которой они не поднимутся.
Чувствуется, что для нашего города надвигается реальная угроза. Фронт находится где-то вблизи, в районе Порхова–Луги. Враг, как и в 1919 году, опять подбирается с юго-запада, с побережья Финского залива. Он, должно быть, пытается окружить кольцом Ленинград и заставить население капитулировать. Но этого не может быть. Ленинград отдать нельзя. Его даже временно нельзя потерять, так как здесь три с половиной миллиона населения, самый революционный передовой рабочий класс, 10 % всей союзной промышленности, в том числе много оборонной, здесь Балтфлот… Одним словом, Ленинград — окно в Европу. Потерять Ленинград — значит, вновь остаться с отдаленным замерзающим Архангельским портом.
Позавчера был городской партактив… Выступали тт. Ворошилов К.Е., Жданов А.А. и Кузнецов А.А (см. именной указатель). Призывали к настороженности, увеличению производительности труда, 100 % выполнению оборонных заказов, к формированию нескольких дивизий ополченцев и нескольких партизанских отрядов.
12 августа 1941 года. Вторник
Вот образец спокойствия. Батареей зенитной артиллерии командует лейтенант Турукало. Политрук батареи Аксен, младший командир сержант Шапиро, бойцы. Точка, откуда идет сокрушительный огонь, место, где происходят большие события, яростная борьба, требующая напряжения всех сил, окружены удивительной атмосферой спокойствия. Это спокойствие людей, работающих бесстрашно и хладнокровно, совершающих доблестные поступки не в нервном азарте, а так, как того требует дело. Храбрость, полная спокойствия, вызывает особое уважение. Вот также ведут себя и наши бойцы-пожарные, ведя борьбу с огнем иногда в невероятно сложной обстановке.
Три дня тому назад мы хотели с Михаилом Петровичем Блейхманом отправить жен из Ленинграда. Я ходил за справками в здравпункт Московского района. Потом мы раздумали. Зачем им уезжать? Мы будем защищать любимый город — колыбель революции.
Леля изрядно поволновалась, долго плакала. В ней боролись два чувства — страх перед пленом, перед издевательствами фашистов, если враг сломит сопротивление наших войск и ворвется в город, и боязнь разлуки со мной, неизвестное будущее. Те, кто покинул Ленинград, немало испытали горя. Любовь Ивановна Окоева, наша временная квартирантка из Таллина, вчера прислала письмо. Она вместо Саратова попала в глухое село Кировской области. Жизнь там после столичного города, конечно, тяжелая. Некоторые эвакуированные сидят на глухих полустанках неделями и ждут очереди к отправке. Эвакуированных очень много.
Из Ленинграда эвакуируют некоторые оборонные предприятия и учреждения. Наметили к эвакуации академиков и профессоров. Но потом почему-то отложили на время эту эвакуацию. Предложили эвакуироваться народным артистам Александровой-Корчагиной и Самойловой, но они отказались.
Сводки по-прежнему скупы. Боевых эпизодов ежедневно передается по несколько, но положение на фронтах в одном абзаце.
Фронт навис где-то под Ленинградом. Отдельные люди передают, что дивизия ополченцев Московского района уже дважды была в бою где-то недалеко от Ленинграда в сторону Луги–Кингисеппа. Будто есть раненые. Но кто же может поручиться за правильность этих слухов. Во время войны публика падка на слухи и всячески их раздувает. Сводки по-прежнему сообщают, что ожесточенные бои идут на Псковско-Порховском, Полоцко-Невельском, Витебском, Смоленском и Новгород-Волынском направлениях. На Финском фронте спокойно. На юго-западном наши части проявляют активность.
Сегодня уже была тревога. Самолетов не видно. К нашему счастью, Ленинград еще ни разу не бомбардировали. Видимо, у врага уже не так жирно с самолетами. Сегодня за день было три ВТ. Кроме того, самолеты появлялись над центром города. Действовали батареи, установленные на площади «Жертв революции» (ныне Марсово поле). Наш посол в Германии — заместитель народного комиссара иностранных дел Деканозов прибыл из Берлина.
21 июля 1941 года. Понедельник
5 часов утра. Уже вторая ВТ. Первая была в половине первого. Сейчас я видел двенадцать-пятнадцать самолетов врага. Они летели со стороны Пулкова вдоль Московского шоссе. Их отчетливо было видно в лучах солнца. У Пулкова самолеты попали в зону обстрела. Вокруг них стали рваться снаряды. Самолеты повернули на запад. Их начали обстреливать из многих батарей. Воздух насытился гулом от выстрелов и взрывов. Сотни светящихся точек возникли в небе подобно звездочкам. Потом светящиеся точки превратились в белые дымки, которые окутали вражеские самолеты. Так, постепенно удаляясь, самолеты скрылись от нашего взора. Вместо них над нашим домом долго проносились стаи скворцов и голубей, возможно, испуганные стрельбой. Мы шутливо приравнивали их к строю самолетов. Вот время настало: строй птиц, испытанных представителей природы, мы сравниваем со строем искусственных птиц, порожденных гением человечества и обращенных в оружие истребления того же человечества.
22 июля 1941 года. Вторник
У нас несчастье. Леля утром сходила к врачу и ее немедленно направили в больницу им. Коняшина. При помощи т. Артемьева ее удалось положить в клинику Первого медицинского института. Я и Рубен Иванович Артемьев ее провожали. Там любезно приняли, хотя клиника полна больными. Говорил с зав. клиникой. Он заявил, что в сопроводительной бумаге лечащего врача помещены три диагноза. Это часто бывает у неопытных врачей. Вот, мол, обследуем, и тогда будет ясно, сколько она пробудет в клинике.
Я сразу почувствовал гнетущее одиночество. Мне делается очень грустно, когда я вспоминаю печальный взгляд жены. Она очень измотана работами по рытью окопов, стала очень нервная. Проклятая война сильно подействовала на нее. Какая-то обреченность проскальзывает в ее взгляде. Она часто плачет. Перед тем, как ехать в больницу, она несколько раз, плача, просила не бросать ее, если придется эвакуироваться из города. Она приходит в смятение, и ужас обрисовывается на ее лице при одной мысли, если ей придется встретиться лицом к лицу с фашистами, которые вселяют в нее страх. Проклятие этим извергам человеческого рода! Слов нет, чтобы высказать свое возмущение поступками фашистов. Они теперь как саранча бросаются на Ленинград. Вчера было пять тревог. Радио сообщило, что группы по двенадцать-пятнадцать самолетов пытались вчера прорваться к городу, но наша авиация и артиллерия сбили одиннадцать, да еще восемь самолетов, потеряв четыре своих. Я лично видел группу черных немецких самолетов-хищников.
Вчера в 12 часов 45 минут впервые была бомбардирована Москва. Около двухсот самолетов пытались прорваться в город. Но удалось это только единицам. Есть раненые и убитые. Возникло много пожаров. Налет длился свыше пяти часов.
Фашисты думают поставить нас на колени. Не выйдет! Нельзя победить народ, из среды которого вышли Ленин и Сталин, Пушкин и Максим Горький, Мечников и Павлов, Чайковский и Глинка, Суворов и Кутузов.
Интервенты печатают оккупационные марки и на них «покупают» все, что есть в захваченных областях. В Париже один немецкий офицер «купил» девятьсот пар чулок. Багажные вагоны поездов, уходящих в Берлин, набиты товарами и посылками. Забирают все: от яиц до дверных ручек, от мыла до музейных картин.
Маршируя на площади Конкорд в Париже, фашисты пели: «Французы — дикие свиньи, и мы их заколем! Мы умеем коптить окорока...». В Париже показывали для счастливого французского населения кинокартину про бомбардировку Парижа, парад на Елисейских полях, расстрел беженцев на дорогах с надписями «вот судьба горделивой Франции».
Французы отзываются на такое поведение немцев. Из кафе «Даркур» выкинули с третьего этажа германского офицера, который оскорбил француженку. В квартале Сен-Поль ночью подстрелили двух оккупантов. В Сене возле Сен-Клу выудили труп немецкого полковника.
Заводы «Ситроен», «Рено», «Гном» немцы приспособили для ремонта самолетов. Парижские рабочие поработали на славу. Отремонтированные самолеты не летят, а танки не едут. Виновных не нашли. Французские патриоты передали по тайной радиостанции: «Пишите на всех стенах городов букву “V” — первую букву слова «Победа» (по-французски). Хотели проверить, много ли парижан слушают радиостанцию. Через три часа все стены были покрыты буквой «V» — ее писали мелом, углем, краской.
Немцы 10 мая вторглись в Бельгию. В стране царит полная растерянность и паника.
В Белграде хождение после девяти часов вечера запрещено. Неподчиняющихся просто расстреливают на месте без предупреждения. Всякий немецкий офицер имеет право брать к себе для мытья полов, стирки и вообще «домашнего обслуживания» еврейских девушек. В любом месте девушки могут быть задержаны денщиками и уведены к офицерам.
Оккупанты чувствуют себя во враждебном окружении. Ни один немецкий солдат не имеет право выйти в город без предупреждения.
26 июля 1941 года. Суббота
11 часов 25 минут. Воздушная тревога. Непрерывно гудят заводские гудки. Где-то на окраине города в нашем районе завывает сирена. Эти щемящие сердце звуки слышатся и из репродуктора — какой-то пискливый тембр металлического звука. Потом в репродукторе слышится отчетливое тиканье часов. Это указывает на то, что репродуктор переключен на штаб МПВО. С улицы слышатся свистки постовых наружной охраны, которыми останавливаются пешеходы, не успевшие укрыться. Через некоторое время наступает тишина. Она нарушается лишь грузовым автотранспортом, которому разрешено передвигаться за исключением от 24 ночи до 4 часов утра. Напряженно прислушиваемся к звукам. Чудятся звуки моторов вражеской авиации. Хлопанье дверей принимается за выстрел зенитного орудия. И так вот ждешь, что упадет с неба смертоносный груз или наши славные соколы преградят дорогу воздушным бандитам и сбросят их на нашу землю, с которой они не поднимутся.
Чувствуется, что для нашего города надвигается реальная угроза. Фронт находится где-то вблизи, в районе Порхова–Луги. Враг, как и в 1919 году, опять подбирается с юго-запада, с побережья Финского залива. Он, должно быть, пытается окружить кольцом Ленинград и заставить население капитулировать. Но этого не может быть. Ленинград отдать нельзя. Его даже временно нельзя потерять, так как здесь три с половиной миллиона населения, самый революционный передовой рабочий класс, 10 % всей союзной промышленности, в том числе много оборонной, здесь Балтфлот… Одним словом, Ленинград — окно в Европу. Потерять Ленинград — значит, вновь остаться с отдаленным замерзающим Архангельским портом.
Позавчера был городской партактив… Выступали тт. Ворошилов К.Е., Жданов А.А. и Кузнецов А.А (см. именной указатель). Призывали к настороженности, увеличению производительности труда, 100 % выполнению оборонных заказов, к формированию нескольких дивизий ополченцев и нескольких партизанских отрядов.
12 августа 1941 года. Вторник
Вот образец спокойствия. Батареей зенитной артиллерии командует лейтенант Турукало. Политрук батареи Аксен, младший командир сержант Шапиро, бойцы. Точка, откуда идет сокрушительный огонь, место, где происходят большие события, яростная борьба, требующая напряжения всех сил, окружены удивительной атмосферой спокойствия. Это спокойствие людей, работающих бесстрашно и хладнокровно, совершающих доблестные поступки не в нервном азарте, а так, как того требует дело. Храбрость, полная спокойствия, вызывает особое уважение. Вот также ведут себя и наши бойцы-пожарные, ведя борьбу с огнем иногда в невероятно сложной обстановке.