Ради жизни на земле: 80-летию Великой Победы
11:25 09.05.2025
Из воспоминаний помощника начальника караула, заместителя начальника пожарной команды завода им. Жданова Виктора Григорьевича ГрибоваОдно время, примерно с конца сентября до самых морозов, на заводе, видимо, действовали вражеские лазутчики, так как с наступлением темноты, часов в 8 вечера почти ежедневно случались пожары. В числе прочих строений от такого пожара сгорела и наша собственная продовольственная кладовая — деревянный сарай, стоящий на сваях на болоте за зданием команды. При этих пожарах горели незначительные деревянные строения. Но они давали ориентир для артобстрела противнику на всю ночь.
В декабре 1941 года в мое дежурство произошел самый большой и серьезный пожар на территории завода: горело здание заводоуправления. Тревога этого пожара прозвенела около восьми часов вечера в жестоко морозный день.
При выезде из ворот караула было видно, что огонь выбивает из угловых окон четырехэтажного большого здания заводоуправления. Начальник караула П.Н. Стукалкин, быстро проведя разведку, определил мне с одним отделением участок на втором этаже.
Проложив рукавную линию на второй этаж, я с отделением занял позицию на лестничной клетке, но продвинуться с лестницы в коридор мы не смогли: навстречу нам валили клубы удушливого дыма, не дававшего нам дышать.
Я не знаю, какое положение было на других этажах, но через какое-то время деревянные пустотные оштукатуренные межэтажные перекрытия рухнули вниз. Как будто все обошлось без жертв. Позднее я узнал, что на этом пожаре, когда здание заводоуправления пылало, как спичечный коробок, работало 50 автонасосов из многих пожарных подразделений. Я часто слышал воспоминания генерал-майора Михаила Кузьмича Серикова, и он всегда рассказывал, как обледеневших, замерзших пожарных грузили в автомашины, чтобы отправить по частям — самостоятельно они не могли двигаться.
Потом, в течение без малого двух недель ежедневно с наступлением темноты выезжало одно отделение для заливки пожарища (ликвидации ориентира для противника).
Первый артиллерийский обстрел города, района и завода был 4-го сентября 1941 года в мое дежурство. Мы не успели рассредоточить отделения на территории завода, как это было определено приказом УПО, так как не сразу разобрались, в чем дело. Когда прозвучал сигнал боевой тревоги, начальник караула еще не вернулся с проверки постов (ушел он до обстрела). Где находятся «Морские ворота», обозначенные в путевке, я не знал. Спросил шофера Колобова: «Знаешь где Морские ворота?» — «Знаю». «Даю команду: Вперед». Выезжаем из ворот гаража и видим огромный столб черного дыма. Шофер уверенно ведет автомашину к проходной, охранник открывает ворота, и на проспекте Стачек столб дыма встает прямо перед нашими глазами, исходя из ближайшей территории Кировского завода.
Артиллерийский обстрел застал уличное движение врасплох: на Корабельной улице и на проспекте Стачек мы видели много жертв фашистского варварства: на панелях и на дороге лежали люди, некоторые неподвижно, часть плакала и, размахивая руками, призывала нас к себе с просьбой оказать помощь, большинство было окружено лужами крови. Сначала я растерялся, но потом сообразил, что если я остановлю машины, и мы бросимся на помощь раненым, умоляюще вздымающим руки, мы не сможем всем помочь. И что мы будем с ними делать дальше? Ведь мы едем на пожар.
Следование наше по проспекту Стачек происходило при первом для нас артиллерийском обстреле, поэтому доехав до главной проходной Кировского завода, я приказал личному составу укрыться в имеющейся на противоположной стороне улицы щель, а сам побежал на завод. В проходной мне сказали, что на пожар нужно следовать с улицы Газа (ныне Старо-Петергофский проспект).
По прибытии к месту пожара (горела электроподстанция, расположенная непосредственно у здания ВПК, на территории Кировского завода), я доложил руководителю пожаротушения (не помню кому, и получил позицию работы со стволом «А»). На ствол я поставил старого пожарного Орехова, остальные помогали ему маневрировать.
Температура горящего масла была настолько высока, что мы вынуждены были подать ствол «Б» непосредственно на работающих по тушению, а я, находясь рядом со ствольщиком и руководя его действиями, защищал лицо Орехова от ожогов и создавал на его лице грязевую маску из черной жидкой грязи из-под наших ног.
Позднее я узнал, что Морскими воротами назывался проезд между заводами им. Жданова и Кировским, и горение этих ворот от вражеского снаряда было успешно ликвидировано нашим постовым и цеховой пожарной командой цеха № 8.
При приближении фронта к Ленинграду к нам прибыли начсостав и пожарные некоторых городских пожарных команд областных районов и города Выборга. Работать с ними на пожарах было легко: они отличались дисциплинированностью, исполнительностью, нетерпимостью к недостаткам и отлично несли службу, несмотря на то, что в большинстве своем это были люди немолодого возраста, и среди них были женщины.
Об Орехове, Степанове, Березовском, Закревском, супругах Борских и других я всегда вспоминаю с теплым чувством, так как они были намного опытнее меня и многих наших бойцов и младших командиров в тушении пожаров и многому нас научили. Из эвакуированных с территории, временно оккупированной врагом, был и мой ближайший помощник — командир отделения Михаил Матвеевич Костяшкин, работать с которым было одно удовольствие — ему не надо было ни о чем напоминать, он все понимал с полуслова.
В целом состав караула и команды был сплоченным, боеспособным коллективом. За все время войны не было у нас случаев недисциплинированности, паники, трусости, невыполнения приказаний, нарушения постовой службы, нытья и недостойного поведения.
Добрым словом вспоминаю я своих соратников, не просто подчиненных, а в большей степени боевых товарищей: Ивана Ивановича Першина, Виктора Астахова, Новиченкова, Александра Яковлева, Сашу Лосева, Ивана Кичигина, Павла Морозова, Ивана Федорова, всегда улыбающегося и подтянутого Александрова и многих других, с которыми я работал на блокадных пожарах, переносил все тяготы блокады, нес нелегкую, но благородную и дающую огромное удовлетворение и чувство своей необходимости Родине службу на защите завода и города от огня.
На всю жизнь остались у меня светлые воспоминания о тех, кто не дожил до солнца Победы, кто погиб во время боевых операций на пожарах при артиллерийских обстрелах.
Отважный и инициативный помощник командира отделения Семен Назарюк предельно интересно, до дерзости самоотверженно решал задачи пожаротушения на своих позициях. Я знал: где Сеня Назарюк, выполнение боевой задачи обеспечено и не просто путем слепого повиновения командиру, а творческого преломления его указаний. Он погиб на пожаре нефтебаков на заводе от осколка вражеского снаряда. На этом же пожаре от вражеского артиллерийского снаряда погибла самая красивая девушка в нашей команде, певунья Мария Ермолаева. Она была на этом пожаре связной, и при переходе через зону обстрела для передачи приказания руководителя тушения пожара на один из участков не убереглась от вражеского снаряда. Она старалась как можно быстрее передать приказание и не укрывалась, а шла напрямик под снарядами. Всегда она заботилась о содержании общежития девушек и была застрельщиком в вопросах чистоты и уюта в помещениях. Ее смерть оплакали девушки, а мужчины поклялись еще лучше работать на пожарах и не давать врагу уничтожить огнем нашу социалистическую собственность.
Командир отделения Коршунов, весельчак и балагур, любое дело «горело» в его руках, он был во всем мне опорой. Этот искрометный человек небольшого роста постоянно был в движении. Его голос слышался очень часто: то он разъяснял бойцам текущий момент и сводки «Совинформбюро», то распекал кого-то за нерадивость, то пел, сам себе аккомпанируя на гитаре. Руководство части направило его в школу младшего начсостава. Он погиб на пожаре на Боровой улице.
С огромным уважением к памяти павших я вспоминаю командира отделения Яликова, шофера Жинеимова, нашего хлебореза Аню Максимову, погибших в годы блокады.
Когда пожарная охрана была сведена в дивизию, мне и Ване Минаеву (Федя Матвеев ушел в Комсомольский противопожарный полк) поручили проводить с личным составом занятия по военной подготовке.
Был составлен и утвержден командованием план обороны участка, данного нашей команде на случай штурма города. Весь начсостав выезжал на место для ознакомления с укреплениями, которые мы должны были занять по особому распоряжению. Несколько раз проводились учебные тревоги «в ружье» с выездом всего личного состава на участок обороны и отработкой действий на местности по отдельным элементам развертывания взводов и рот против наступающего противника. Ежедневно выделялась патрульная группа — пять человек из состава свободного от дежурства караула с задачей борьбы против ракетчиков, подающих сигналы для самолетов противника. Эта группа во главе с помощником начальника свободного от дежурства караула патрулировала, вооруженная винтовками, по территории завода в часы воздушной тревоги. Нашими патрулями было задержано и передано в охрану завода несколько подозрительных людей.
В блокадную зиму 1941–1942 годов несколько командиров Кировского РУПО, в том числе и я, были привлечены для выполнения специальных заданий органов государственной безопасности. По выполнении задания я возвратился в ВПК, а мои друзья Лебедев и Державин (оба из 64-й ВПК) остались постоянно в органах госбезопасности на работе и в гарнизон пожарной охраны более не вернулись.
Несколько раз в течение блокады нас поднимали по тревоге «в ружье» в связи с происшествиями на территории завода.
После второй бомбежки завод несколько свернул свою работу, большая часть рабочих была переведена на новую площадку в районе Пискаревки. Однако завод продолжал работать в тяжелейших условиях блокады: строил и ремонтировал корабли, выпускал для фронта артиллерийские платформы, орудийные и пулеметные доты, минометные установки, оборудование для легендарных «Катюш». Территорию завода заполнили воинские части, в большинстве — артиллерийские батареи, а водные причалы — корабли Краснознаменного Балтийского флота.
Однажды летом 1942 года мы были подняты «в ружье» и вместе с воинскими частями участвовали в задержании вражеских парашютистов.
В ночное время, глубокой осенью 1942 года мы были подняты «в ружье» по причине убийства неизвестно кем часового одной из воинских частей на территории завода.
В декабре 1941 года в мое дежурство произошел самый большой и серьезный пожар на территории завода: горело здание заводоуправления. Тревога этого пожара прозвенела около восьми часов вечера в жестоко морозный день.
При выезде из ворот караула было видно, что огонь выбивает из угловых окон четырехэтажного большого здания заводоуправления. Начальник караула П.Н. Стукалкин, быстро проведя разведку, определил мне с одним отделением участок на втором этаже.
Проложив рукавную линию на второй этаж, я с отделением занял позицию на лестничной клетке, но продвинуться с лестницы в коридор мы не смогли: навстречу нам валили клубы удушливого дыма, не дававшего нам дышать.
Я не знаю, какое положение было на других этажах, но через какое-то время деревянные пустотные оштукатуренные межэтажные перекрытия рухнули вниз. Как будто все обошлось без жертв. Позднее я узнал, что на этом пожаре, когда здание заводоуправления пылало, как спичечный коробок, работало 50 автонасосов из многих пожарных подразделений. Я часто слышал воспоминания генерал-майора Михаила Кузьмича Серикова, и он всегда рассказывал, как обледеневших, замерзших пожарных грузили в автомашины, чтобы отправить по частям — самостоятельно они не могли двигаться.
Потом, в течение без малого двух недель ежедневно с наступлением темноты выезжало одно отделение для заливки пожарища (ликвидации ориентира для противника).
Первый артиллерийский обстрел города, района и завода был 4-го сентября 1941 года в мое дежурство. Мы не успели рассредоточить отделения на территории завода, как это было определено приказом УПО, так как не сразу разобрались, в чем дело. Когда прозвучал сигнал боевой тревоги, начальник караула еще не вернулся с проверки постов (ушел он до обстрела). Где находятся «Морские ворота», обозначенные в путевке, я не знал. Спросил шофера Колобова: «Знаешь где Морские ворота?» — «Знаю». «Даю команду: Вперед». Выезжаем из ворот гаража и видим огромный столб черного дыма. Шофер уверенно ведет автомашину к проходной, охранник открывает ворота, и на проспекте Стачек столб дыма встает прямо перед нашими глазами, исходя из ближайшей территории Кировского завода.
Артиллерийский обстрел застал уличное движение врасплох: на Корабельной улице и на проспекте Стачек мы видели много жертв фашистского варварства: на панелях и на дороге лежали люди, некоторые неподвижно, часть плакала и, размахивая руками, призывала нас к себе с просьбой оказать помощь, большинство было окружено лужами крови. Сначала я растерялся, но потом сообразил, что если я остановлю машины, и мы бросимся на помощь раненым, умоляюще вздымающим руки, мы не сможем всем помочь. И что мы будем с ними делать дальше? Ведь мы едем на пожар.
Следование наше по проспекту Стачек происходило при первом для нас артиллерийском обстреле, поэтому доехав до главной проходной Кировского завода, я приказал личному составу укрыться в имеющейся на противоположной стороне улицы щель, а сам побежал на завод. В проходной мне сказали, что на пожар нужно следовать с улицы Газа (ныне Старо-Петергофский проспект).
По прибытии к месту пожара (горела электроподстанция, расположенная непосредственно у здания ВПК, на территории Кировского завода), я доложил руководителю пожаротушения (не помню кому, и получил позицию работы со стволом «А»). На ствол я поставил старого пожарного Орехова, остальные помогали ему маневрировать.
Температура горящего масла была настолько высока, что мы вынуждены были подать ствол «Б» непосредственно на работающих по тушению, а я, находясь рядом со ствольщиком и руководя его действиями, защищал лицо Орехова от ожогов и создавал на его лице грязевую маску из черной жидкой грязи из-под наших ног.
Позднее я узнал, что Морскими воротами назывался проезд между заводами им. Жданова и Кировским, и горение этих ворот от вражеского снаряда было успешно ликвидировано нашим постовым и цеховой пожарной командой цеха № 8.
При приближении фронта к Ленинграду к нам прибыли начсостав и пожарные некоторых городских пожарных команд областных районов и города Выборга. Работать с ними на пожарах было легко: они отличались дисциплинированностью, исполнительностью, нетерпимостью к недостаткам и отлично несли службу, несмотря на то, что в большинстве своем это были люди немолодого возраста, и среди них были женщины.
Об Орехове, Степанове, Березовском, Закревском, супругах Борских и других я всегда вспоминаю с теплым чувством, так как они были намного опытнее меня и многих наших бойцов и младших командиров в тушении пожаров и многому нас научили. Из эвакуированных с территории, временно оккупированной врагом, был и мой ближайший помощник — командир отделения Михаил Матвеевич Костяшкин, работать с которым было одно удовольствие — ему не надо было ни о чем напоминать, он все понимал с полуслова.
В целом состав караула и команды был сплоченным, боеспособным коллективом. За все время войны не было у нас случаев недисциплинированности, паники, трусости, невыполнения приказаний, нарушения постовой службы, нытья и недостойного поведения.
Добрым словом вспоминаю я своих соратников, не просто подчиненных, а в большей степени боевых товарищей: Ивана Ивановича Першина, Виктора Астахова, Новиченкова, Александра Яковлева, Сашу Лосева, Ивана Кичигина, Павла Морозова, Ивана Федорова, всегда улыбающегося и подтянутого Александрова и многих других, с которыми я работал на блокадных пожарах, переносил все тяготы блокады, нес нелегкую, но благородную и дающую огромное удовлетворение и чувство своей необходимости Родине службу на защите завода и города от огня.
На всю жизнь остались у меня светлые воспоминания о тех, кто не дожил до солнца Победы, кто погиб во время боевых операций на пожарах при артиллерийских обстрелах.
Отважный и инициативный помощник командира отделения Семен Назарюк предельно интересно, до дерзости самоотверженно решал задачи пожаротушения на своих позициях. Я знал: где Сеня Назарюк, выполнение боевой задачи обеспечено и не просто путем слепого повиновения командиру, а творческого преломления его указаний. Он погиб на пожаре нефтебаков на заводе от осколка вражеского снаряда. На этом же пожаре от вражеского артиллерийского снаряда погибла самая красивая девушка в нашей команде, певунья Мария Ермолаева. Она была на этом пожаре связной, и при переходе через зону обстрела для передачи приказания руководителя тушения пожара на один из участков не убереглась от вражеского снаряда. Она старалась как можно быстрее передать приказание и не укрывалась, а шла напрямик под снарядами. Всегда она заботилась о содержании общежития девушек и была застрельщиком в вопросах чистоты и уюта в помещениях. Ее смерть оплакали девушки, а мужчины поклялись еще лучше работать на пожарах и не давать врагу уничтожить огнем нашу социалистическую собственность.
Командир отделения Коршунов, весельчак и балагур, любое дело «горело» в его руках, он был во всем мне опорой. Этот искрометный человек небольшого роста постоянно был в движении. Его голос слышался очень часто: то он разъяснял бойцам текущий момент и сводки «Совинформбюро», то распекал кого-то за нерадивость, то пел, сам себе аккомпанируя на гитаре. Руководство части направило его в школу младшего начсостава. Он погиб на пожаре на Боровой улице.
С огромным уважением к памяти павших я вспоминаю командира отделения Яликова, шофера Жинеимова, нашего хлебореза Аню Максимову, погибших в годы блокады.
Когда пожарная охрана была сведена в дивизию, мне и Ване Минаеву (Федя Матвеев ушел в Комсомольский противопожарный полк) поручили проводить с личным составом занятия по военной подготовке.
Был составлен и утвержден командованием план обороны участка, данного нашей команде на случай штурма города. Весь начсостав выезжал на место для ознакомления с укреплениями, которые мы должны были занять по особому распоряжению. Несколько раз проводились учебные тревоги «в ружье» с выездом всего личного состава на участок обороны и отработкой действий на местности по отдельным элементам развертывания взводов и рот против наступающего противника. Ежедневно выделялась патрульная группа — пять человек из состава свободного от дежурства караула с задачей борьбы против ракетчиков, подающих сигналы для самолетов противника. Эта группа во главе с помощником начальника свободного от дежурства караула патрулировала, вооруженная винтовками, по территории завода в часы воздушной тревоги. Нашими патрулями было задержано и передано в охрану завода несколько подозрительных людей.
В блокадную зиму 1941–1942 годов несколько командиров Кировского РУПО, в том числе и я, были привлечены для выполнения специальных заданий органов государственной безопасности. По выполнении задания я возвратился в ВПК, а мои друзья Лебедев и Державин (оба из 64-й ВПК) остались постоянно в органах госбезопасности на работе и в гарнизон пожарной охраны более не вернулись.
Несколько раз в течение блокады нас поднимали по тревоге «в ружье» в связи с происшествиями на территории завода.
После второй бомбежки завод несколько свернул свою работу, большая часть рабочих была переведена на новую площадку в районе Пискаревки. Однако завод продолжал работать в тяжелейших условиях блокады: строил и ремонтировал корабли, выпускал для фронта артиллерийские платформы, орудийные и пулеметные доты, минометные установки, оборудование для легендарных «Катюш». Территорию завода заполнили воинские части, в большинстве — артиллерийские батареи, а водные причалы — корабли Краснознаменного Балтийского флота.
Однажды летом 1942 года мы были подняты «в ружье» и вместе с воинскими частями участвовали в задержании вражеских парашютистов.
В ночное время, глубокой осенью 1942 года мы были подняты «в ружье» по причине убийства неизвестно кем часового одной из воинских частей на территории завода.