Черная быль нашей истории
09:28 26.04.2025
26 апреля - памятная дата для нашей страны - День участников ликвидации последствий радиационных аварий и катастроф и памяти их жертв. Именно в этот день 38 лет назад мир столкнулся с одной из самых серьезных ядерных аварий, унесшей жизни и изменившей судьбы миллионов.После взрыва реактора огромные облака радиоактивного загрязнения пронесли себя над территориями Украины, Беларуси и России, а также далеко за пределами этих стран. Сегодня Главное управление МЧС России по Мурманской области отдает дань памяти и уважения ветеранам Чернобыля, жертвам радиационных аварий и всем, кто принимал участие в ликвидации последствий этих страшных событий. Несколько лет назад в преддверии этого дня начальник пресс-службы Заполярного экстренного ведомства Дина Рыгина пообщалась с Алексеем Тимофеевичем Николенко - ветераном-ликвидатором, бывшим начальником штаба гражданской обороны, принимавшим непосредственное участие в трагических событиях 38-летней давности и посещавшим зону ЧС 6 раз. К сожалению, в настоящее время он уже ушел из жизни, но его воспоминания хранятся, и вы можете лично ознакомиться с ними в нашем фильме перейдя по ссылке: https://rutube.ru/video/1731c847936e9b33c9bce5b853c42958/Также вы можете ознакомиться с историями ветеранов - ликвидаторов ФГКУ «Специальное управление ФПС № 72 МЧС России»:***
Со всех уголков страны в Чернобыль съезжались тысячи людей: специалисты-химики и физики, военные из войск радиационной, химической и биологической защиты (РХБЗ), солдаты-срочники, строители, водители, работники действующих атомных станций, сотрудники пожарной охраны. Лишь единицы были осведомлены об истинном состоянии дел на станции.
Среди них был Николай Михайлович Чебышев, будучи на тот момент начальником ВПЧ № 3 (ныне специальной пожарно-спасательной части № 3 специального отдела № 3 СУ ФПС № 72 МЧС России) по охране Курской АЭС.
Он узнал о происшествии в первые же дни на станционном совещании, на котором присутствовало все руководство и начальники дежурных смен, владеющих оперативной информацией.
Имея за плечами хороший опыт в пожарной охране и безупречные знания по строению, проектному и техническому оснащению атомной станции, Николай Михайлович был командирован на Чернобыльскую АЭС по решению Министерства внутренних дел (Курская и Чернобыльская станции были построены по единому проекту).
По прибытии в Киев 5 мая Николай Михайлович был направлен к генералу - начальнику Главного управления пожарной охраны Украины Кимстачу Игорю Фотиевичу, который рассказал ему подробно о взрыве, разрушениях, о погибших пожарных, которые приняли первый удар на себя, и поставил задачи. Получив данную информацию, Николай Михайлович направился в Чернобыль.
«По прибытию на станцию я увидел разрушения 4-го энергоблока и столб дыма, который поднимается со здания реактора. К пожарным машинам подходить нельзя – от них «фонит». Ситуация внутри станции была плачевная: высокий радиационный фон, отсутствие четких инструкций, персонал станции едва успевал выполнять оперативные задачи. Зайдя в здание АБК-1, встретил руководителя станции, который дал мне общую информацию, схему здания и указал, где какие зоны ионизирующего излучения. Он предупредил, что нахождение на станции и сейчас может стоить мне жизни. Но задача поставлена. Среди представителей пожарной охраны я командирован сюда первым. Я должен».
Задача была вполне ясна: проверить состояние систем пожарной автоматики, водоисточников, маслохозяйства, оценить степень разрушения. Для ее выполнения была необходима подмога, однако в этом Чебышеву отказали, так как работников не хватало, все трудились на пределе сил. Но идти нужно было хотя бы вдвоем: на случай, если вдруг кому-то станет плохо, чтобы напарник помог выбраться. Более того, человек нужен был хорошо подготовленный, который мог находиться в ограниченных пространствах, уметь ориентироваться и действовать быстро, так как в условиях радиоактивного облучения время идет на секунды.
«Первый день я работал один. На тот момент мне было 36 лет, еще молод, сил хватало: передвигался бегом в костюме Л-1, вот вся защита. И так сутки. Максимальная доза доходила до 1000 рентген! Только спустя пару дней мне все-таки дали в помощь людей».
За проведенные на станции дни была проведена разведка третьего и четвертого энергоблока, кабельного хозяйства, насосных станций и многих других помещений, на которые были поставлены задачи. Приходилось откачивать воду, работать в условиях частичных или полных разрушений, ограниченного времени и постоянно следить за радиацией.
Задачи, поставленные перед ним, были выполнены в полном объеме. Николай Михайлович находился на станции 7 суток.
***
Указание сформировать группу для поездки на Чернобыльскую АЭС пришло уже через 2-3 недели после аварии. Требовались специалисты пожарной охраны, имеющие опыт работы на атомной электростанции. Сотрудники направлялись со всей страны.
Начальник караула пожарной части № 14 (ныне - специальной пожарно-спасательной части № 14 специального отдела № 14 СУ ФПС № 72 МЧС России) по охране Нововоронежской АЭС Паринов Геннадий Михайлович направлен на ЧАЭС лишь спустя полтора года после аварии - ноябре 1987 года.
Задача стояла следующая: провести пожарно-техническое обследование 3 энергоблока Чернобыльской АЭС перед его пуском. Но затем поручили дополнительно обследовать и общестанционные системы, а потом и всю атомную станцию в целом. Работали мы ежедневно с 8:00 до 20:00, после возвращались в общежитие, где до поздней ночи оформляли и обобщали выявленные нарушения требований пожарной безопасности. Стоит отметить, что работа по устранению выявленных нарушений организовывалась незамедлительно.
«Один случай на станции никогда не забуду. Мы обследовали машинный зал третьего энергоблока – в тот день проводилась работа по заполнению маслом маслосистемы. Всё шло нормально: насос качает, масло движется по трубопроводам. В ходе обследования, спускаясь по металлической лестнице на минусовую отметку, мы обнаружили, что пол машинного зала залит маслом примерно на 30-40 сантиметров. А учитывая геометрические размеры машинного зала, нетрудно догадаться, что масла там было разлито огромное количество.
Я повернул голову в сторону, и заметил, что вдоль одной из стен, на рампе были установлены баллоны с кислородом, около десяти штук. Страшно представить, что могло бы произойти, если бы масло дошло до уровня вентилей баллонов…
Мы сразу же поднялись наверх, подняли шум, работы по перекачке масла были остановлены. После осмотра специалисты установили, что одно из фланцевых соединений было неплотным, и через него масло вытекало наружу. Не обнаружь это своевременно – не миновать нам всем очередной аварии».
Геннадий Михайлович был направлен домой только тогда, когда все замечания были устранены. Он пробыл в командировке полтора месяца.
***
Ликвидация последствий аварии проводилась по нескольким направлениям и включала в себя дезактивацию территории и сооружений АЭС, защиту водных источников, аварийно-восстановительные работы, постоянный радиационный и дозиметрический контроль.
Винокуров Леонид Васильевич направлен на ликвидацию последствий ЧАЭС в мае 1986-го добровольцем, имея опыт строительства объектов энергетического дивизиона. На момент убытия работал в Ростовской области.
«В наше время работать на благо Родины не нужно было заставлять, поэтому многие шли добровольно. Конечно, было страшно, но это нужно было стране и нашим близким».
Леонид Васильевич внес свой вклад в создание защитного барьера, который предотвратил миграцию радионуклидов в реку Припять с подземными водами. При выполнении задач он был руководителем буровых работ.
«Наша задача, если честно, была самой трудоемкой – мы бурили скважины для сбора радиоактивных веществ в непосредственной близости от блока, приблизительно в 100 метрах. Для предотвращения смыва радионуклеидов в реки Припять и Днепр на всех водостоках зоны мы сооружали фильтрующие перемычки, плотины, укрепляли и строили новые дамбы, производили обвалование берегов реки Припять. Была создана дренажная завеса из скважин, обеспечивающая обратную откачку подземных вод, не допуская выхода из зоны заражения. Одним из наиболее сложных сооружений стала противофильтрационная «стена в грунте», препятствующая миграции радионуклидов подземными водами за территорию промышленной площадки».
***
Трушанов Валерий Васильевич направлен на ликвидацию последствий аварии в июле 1986-го будучи заместителем начальника Строительно-монтажного Управления № 5 по строительству Ленинградской АЭС.
«Как сейчас помню: 1 мая, парад, город торжествует. Пошел сильный дождь, и все белые парадные рубашки стали жёлтыми. Я уже тогда знал причину. Страшное время...».
29 июля Валерий Васильевич прибыл в Киев, следующим утром выехали на ЧАЭС. На станции ознакомился с работами и картой радиационных полей. Осмотр объектов проходил «бегом».
Первый объект - несущая защитная стенка в осях 41-51 между деаэраторной этажеркой и реактором, где на отметке -2,5 устанавливали опалубку. Второй объект - разделительная стенка в машзале между 3-м и 4-м блоком. Также необходимо было выполнить строительные конструкции приточной вентиляции под реактор, пробивные работы для контрольно- измерительной аппаратуры с дальнейшей расчисткой трассы под кабель.
«Работы велись круглосуточно. Особо тяжелые условия были в помещениях деаэраторной этажерки, где ставили, крепили и варили сетчатую металлическую опалубку. Температура в помещениях доходила до 40 градусов. Чем выше поднимались по деаэраторной этажерке, тем больше становился уровень радиации, который доходил до 200 рентген/час. Поэтому приходилось принимать меры предосторожности: щели закрывали свинцовыми плитами, мешками с песком, уменьшали время пребывания на рабочем месте до минимума. Работники, получившие суммарную дозу радиации 25 рентген, выводились из зоны и заменялись другими. В смену выходило от 160 до 250 человек».
Масштабную и трудоемкую работу провели по сдаче помещений 3-го энергоблока в эксплуатацию. Во многих других дополнительных работах участвовали земляки Валерия Васильевича, сосновоборцы. Трудились мужественно, выполняли все задачи, поставленные руководством перед ними.
«Мне предлагали остаться в командировке еще на 3 месяца. Я позвонил супруге Галине и сообщил, что остаюсь, нужно отдавать долг Родине. Она ответила мне согласием. Я сообщил своему руководству и готовился выходить на смену, но на следующие сутки мне сообщили, что я еду домой. Возражать не имел право.
Приехал домой, супруга сразу отправила меня в больницу восстанавливаться. И только через 20 лет она мне призналась, что это она звонила моему начальнику с просьбой вернуть меня домой. Думаю, сейчас я жив и здоров благодаря ей: езжу на дачу, занимаюсь внуками, детьми. Невероятно люблю свою супругу и никогда не устану признаваться ей в этом».
***
В связи с острой нехваткой рабочих рук дозиметристов, дезактиваторщиков, эксплуатационного персонала со всех действующих атомных станций тоже направляли людей в Чернобыль. Сотрудникам приходилось работать вахтовым методом по 15 дней, либо по мере получения установленной максимальной дозы радиации: достигая ее, персонал уезжал обратно на свои рабочие места. В противном случае пришлось бы закрыть атомную энергетику, потому как эксплуатировать действующие атомные станции уже стало бы некому. К работам привлекали и студентов учебных заведений.
Телелеков Дмитрий Михайлович направлен на ликвидацию последствий ЧАЭС добровольцем в июне 1986-го из г. Полярные Зори Мурманской области, будучи студентом 4 курса Московского инженерно-физического института.
«Пока мы ехали в Чернобыль и думали, что будем проходить практику, тревоги не было, но по прибытию, увидев масштабы трагедии, опустевшие города, рыжий лес, понимание происходящего пришло вместе со страхом за будущее. Поэтому старались вложить максимум усилий, знаний, умений чтобы принести пользу, помочь, внести свой вклад в общее дело».
Через неделю после прибытия Дмитрия Михайловича зачислили в штат Чернобыльской АЭС. Это было его первое официальное место работы в атомной энергетике – дозиметрист 4 группы отдела охраны труда. Работы было много: снимали картограммы, организовывали работу лаборатории дозиметрического контроля, стали выдавать дозиметры, люди стали видеть полученные дозы радиации.
«Вся эта история случилась со мной на заре моей молодости и трудовой деятельности. В последствии я пронёс идею безопасности эксплуатации Кольской атомной станции через всю свою профессиональную жизнь».
***
Сорокин Василий Николаевич направлен на ликвидацию последствий ЧАЭС в августе 1986-го будучи проходившим срочную службу в армии в г. Львове.
«Среди военнослужащих не было паники, протестов, отказов ехать на зараженную территорию. Мы были верны присяге и понимали, что кто-то должен выполнять работу по ликвидации последствий случившейся аварии».
По прибытии в Чернобыльскую зону в составе экипажа Василий Николаевич проводил работу по эвакуации людей из зараженных сел. Если из городов, находящихся недалеко от электростанции, население было увезено в первый месяц после аварии, то в отдаленных селах оно оставалось еще в августе.
После эвакуации населения Василий Николаевич участвовал в снятии пораженного радиацией грунта и вывозе его в могильники, куда свозили, в том числе, зараженные вещи и технику.
«Были случаи, когда по глупости, беспечности, забывая, что только береженного бог бережет, люди приезжали на могильники за запчастями для машин или ели с деревьев яблоки».
Еще одной задачей, поставленной Сорокину, было отслеживание радиоэфира. Большая часть информации о Чернобыльской катастрофе была и остается засекреченной, и на Западе к ней проявлялся огромный интерес. Доподлинно известно о людях, работавших на иностранные разведки.
«Помню одного: это был веселый, энергичный, коммуникабельный мужчина, постоянно ходивший в пионерском галстуке и раздававший книги. Были и люди, «в доверительной обстановке» рассказывавшие о последствиях радиационного облучения. Чего они добивались? Не знаю.
Может быть, благодаря молодому возрасту или «советскому» характеру, нам удалось избежать паники и упаднического настроения, мы не разучились радоваться. Например, помню радость от встречи с земляком. В нашей роте было пятеро русских, один азербайджанец, один венгр, остальные украинцы. Естественно, всех русских называли москалями (без негативного оттенка). Как-то подходят ко мне мои сослуживцы и говорят, что «повар тоже москаль». Пошел на кухню знакомиться. Оказалось, что повар, как и я, родом из Тверской области. С тех пор он старался накормить меня как можно лучше, а приготовленный им шашлык на мое двадцатилетие, которое я отпраздновал там же, в лагере, никогда не забуду».
Вспоминая те времена, Василий Николаевич отмечает, что, не смотря на сложные условия бытия, узнал много хороших людей, внимательных командиров. Как сложились их судьбы, неизвестно. Но, мысленно обращаясь к ним, пожелал бы своим дорогим товарищам счастья и здоровья.
С 1995 года Василий Николаевич проходил службу в пожарной части № 8 (ныне – специальной пожарно-спасательной части № 8) по охране Калининской АЭС. Окончил службу в 2009 году в должности химика-дозиметриста.
***
«Моя служба в Чернобыле продолжалась четыре месяца и двадцать семь дней. Порядок был устроен так, если индивидуальный дозиметр набирал 15 рентген, то человека отправляли домой, а на его место пребывал другой боец. Так было вначале, но впоследствии от этой практики отказались, и такой ликвидатор, как, например, я, от начала и до конца оставался в строю».
Протасов Виктор Михайлович, направлен на ЧАЭС из г. Волгограда будучи водителем междугородних перевозок автомобильного полка химической защиты ВЧ № 61666 в июне 1986-го.
Первое время Виктор Михайлович работал водителем на авторазливочной станции, которая выдвигалась к месту радиационного загрязнения и обрабатывала посредством полива зараженную территорию.
Каждые восемнадцать часов поврежденный реактор выбрасывал в небо радиоактивное облако, направление следования которого отслеживалось. Впоследствии оно опускалось на поле, лес или населенный пункт в 30-ти километровой, либо 70-ти километровой зоне, где его обезвреживали. Залитая полимером радиационная пыль покрывалась корочкой, и таким образом гасился радиационный фон.
Обрабатывали жилые и административные, городские и поселковые здания в населенных пунктах. После таких мероприятий грунт, загрязненный химикатами, выкапывал другой полк и вывозил в могильники.
Техника батальона каждый день проверялась дозиметрами на постах дезактивации. Прямо на трассе грелись бочки с водой, автомобили загонялись на эстакады и мылись. Если автомобиль отмывался до безопасных показателей, его допускали к дальнейшим работам, а если нет, то его утилизировали.
«…В октябре месяце построили батальон, вышел замполит и сказал нам такие слова: «Не буду Вам ничего объяснять, требуются люди, для очистки остатка крыши четвертого блока вручную». Там находилась вентиляционная труба, а под ней стоял бетонный постамент размером примерно 25х25 метров, где после взрыва площадку забросало фрагментами реактора и другим строительным мусором, который никак нельзя было убрать другим способом, кроме как вручную. Он сказал: «Коммунисты, пять шагов вперед!» Вот мы, коммунисты, и вышли из строя. Я на тот момент был членом Коммунистической партии Советского союза (КПСС).
Нас собрали и увезли на Чернобыльскую АЭС. Там, у основания блока, в административном здании нам приказали снять одежду и направили в душ. Выдали новое обмундирование хлопчатобумажное, сапоги, портянки и нательное белье. Обмундирование было пропитано каким-то составом, я до сих пор не знаю каким, но от него очень зудела кожа. Нас подняли на самый верх здания – в комнату, в которой был люк, а к нему вела железная лестница. Нас выстраивали по четыре человека, все тело поверх формы покрывали свинцовой фольгой, надевали свинцовый колпак на голову с защитным стеклом, резиновые свинцовые перчатки, в которых пальцы еле-еле гнулись, и респиратор. Суммарно, весь защитный костюм весил 40 килограмм.
По команде «Наверх!» срабатывала сирена, и мы поднимались по лестнице к люку, на крышу. На весь процесс работы нам отводилось полторы минуты. На крыше была деревянная лестница, которая вела на сам постамент. Высота вентиляционной трубы на постаменте была примерно пятьдесят метров, а в диаметре два с половиной-три. Постамент вокруг трубы был усыпан гравием, металлическими тросами, кусками труб, графитовыми кусками. Я уже потом полюбопытствовал, и мне объяснили, что это были графитовые решетки, которые после взрыва разбросало по территории. И вот эти продукты взрыва толщиной 10-20 см мы лопатами сбрасывали вниз.
Так вышло, что я задержался на крыше. Ребята неплотно затянули мне защитное стекло, и во время работы защитное оно оторвалось, и я его постоянно поправлял. Когда завыла сирена, мы бросили лопаты и побежали назад. На крышу я поднимался первым, а обратно вернулся последним. Под этой трубой радиационный фон был полторы тысячи рентген, как мне уже после объяснили. Тогда у нас на шее висели японские дозиметры, внешним видом походившие на авторучки. У ребят эти самые дозиметры показали 15-16 рентген, а у меня получилось 18, а учитывая дозу, которую я уже успел схватить за время пребывания на земле, в общем вышло где-то 23-24 рентгена. Когда мы спустились вниз, нас полностью раздели и направили в душ. Отработанная форма позже вывозилась и сжигалась, а нас одели в новую отправили в расположение батальона…».
На вопрос о том, считает ли атомной энергетику опасной для человечества, Виктор Михайлович гордо отвечает, что к мирному атому всегда относился положительно: такая технология для человека несет добро и благополучие!
Один из внуков Виктора Михайловича сейчас проходит службу в специальном отделе № 8 ФГКУ «Специальное управление
ФПС № 72 МЧС России», что охраняет Билибинскую АЭС и единственную в мире плавучую атомную теплоэлектростанцию (ПАТЭС).
Авторы статьи: Саловатова Ольга, Макарова-Носова Виктория, Долбня Михаил, Недайводин Евгений, Беспалов Николай, Гиниятова Ирина, Чорномаз Любовь, Салимова Наталья, ФГКУ «Специальное управление ФПС № 72 МЧС России».
При поддержке пресс-службы СУ ФПС МЧС России.
Со всех уголков страны в Чернобыль съезжались тысячи людей: специалисты-химики и физики, военные из войск радиационной, химической и биологической защиты (РХБЗ), солдаты-срочники, строители, водители, работники действующих атомных станций, сотрудники пожарной охраны. Лишь единицы были осведомлены об истинном состоянии дел на станции.
Среди них был Николай Михайлович Чебышев, будучи на тот момент начальником ВПЧ № 3 (ныне специальной пожарно-спасательной части № 3 специального отдела № 3 СУ ФПС № 72 МЧС России) по охране Курской АЭС.
Он узнал о происшествии в первые же дни на станционном совещании, на котором присутствовало все руководство и начальники дежурных смен, владеющих оперативной информацией.
Имея за плечами хороший опыт в пожарной охране и безупречные знания по строению, проектному и техническому оснащению атомной станции, Николай Михайлович был командирован на Чернобыльскую АЭС по решению Министерства внутренних дел (Курская и Чернобыльская станции были построены по единому проекту).
По прибытии в Киев 5 мая Николай Михайлович был направлен к генералу - начальнику Главного управления пожарной охраны Украины Кимстачу Игорю Фотиевичу, который рассказал ему подробно о взрыве, разрушениях, о погибших пожарных, которые приняли первый удар на себя, и поставил задачи. Получив данную информацию, Николай Михайлович направился в Чернобыль.
«По прибытию на станцию я увидел разрушения 4-го энергоблока и столб дыма, который поднимается со здания реактора. К пожарным машинам подходить нельзя – от них «фонит». Ситуация внутри станции была плачевная: высокий радиационный фон, отсутствие четких инструкций, персонал станции едва успевал выполнять оперативные задачи. Зайдя в здание АБК-1, встретил руководителя станции, который дал мне общую информацию, схему здания и указал, где какие зоны ионизирующего излучения. Он предупредил, что нахождение на станции и сейчас может стоить мне жизни. Но задача поставлена. Среди представителей пожарной охраны я командирован сюда первым. Я должен».
Задача была вполне ясна: проверить состояние систем пожарной автоматики, водоисточников, маслохозяйства, оценить степень разрушения. Для ее выполнения была необходима подмога, однако в этом Чебышеву отказали, так как работников не хватало, все трудились на пределе сил. Но идти нужно было хотя бы вдвоем: на случай, если вдруг кому-то станет плохо, чтобы напарник помог выбраться. Более того, человек нужен был хорошо подготовленный, который мог находиться в ограниченных пространствах, уметь ориентироваться и действовать быстро, так как в условиях радиоактивного облучения время идет на секунды.
«Первый день я работал один. На тот момент мне было 36 лет, еще молод, сил хватало: передвигался бегом в костюме Л-1, вот вся защита. И так сутки. Максимальная доза доходила до 1000 рентген! Только спустя пару дней мне все-таки дали в помощь людей».
За проведенные на станции дни была проведена разведка третьего и четвертого энергоблока, кабельного хозяйства, насосных станций и многих других помещений, на которые были поставлены задачи. Приходилось откачивать воду, работать в условиях частичных или полных разрушений, ограниченного времени и постоянно следить за радиацией.
Задачи, поставленные перед ним, были выполнены в полном объеме. Николай Михайлович находился на станции 7 суток.
***
Указание сформировать группу для поездки на Чернобыльскую АЭС пришло уже через 2-3 недели после аварии. Требовались специалисты пожарной охраны, имеющие опыт работы на атомной электростанции. Сотрудники направлялись со всей страны.
Начальник караула пожарной части № 14 (ныне - специальной пожарно-спасательной части № 14 специального отдела № 14 СУ ФПС № 72 МЧС России) по охране Нововоронежской АЭС Паринов Геннадий Михайлович направлен на ЧАЭС лишь спустя полтора года после аварии - ноябре 1987 года.
Задача стояла следующая: провести пожарно-техническое обследование 3 энергоблока Чернобыльской АЭС перед его пуском. Но затем поручили дополнительно обследовать и общестанционные системы, а потом и всю атомную станцию в целом. Работали мы ежедневно с 8:00 до 20:00, после возвращались в общежитие, где до поздней ночи оформляли и обобщали выявленные нарушения требований пожарной безопасности. Стоит отметить, что работа по устранению выявленных нарушений организовывалась незамедлительно.
«Один случай на станции никогда не забуду. Мы обследовали машинный зал третьего энергоблока – в тот день проводилась работа по заполнению маслом маслосистемы. Всё шло нормально: насос качает, масло движется по трубопроводам. В ходе обследования, спускаясь по металлической лестнице на минусовую отметку, мы обнаружили, что пол машинного зала залит маслом примерно на 30-40 сантиметров. А учитывая геометрические размеры машинного зала, нетрудно догадаться, что масла там было разлито огромное количество.
Я повернул голову в сторону, и заметил, что вдоль одной из стен, на рампе были установлены баллоны с кислородом, около десяти штук. Страшно представить, что могло бы произойти, если бы масло дошло до уровня вентилей баллонов…
Мы сразу же поднялись наверх, подняли шум, работы по перекачке масла были остановлены. После осмотра специалисты установили, что одно из фланцевых соединений было неплотным, и через него масло вытекало наружу. Не обнаружь это своевременно – не миновать нам всем очередной аварии».
Геннадий Михайлович был направлен домой только тогда, когда все замечания были устранены. Он пробыл в командировке полтора месяца.
***
Ликвидация последствий аварии проводилась по нескольким направлениям и включала в себя дезактивацию территории и сооружений АЭС, защиту водных источников, аварийно-восстановительные работы, постоянный радиационный и дозиметрический контроль.
Винокуров Леонид Васильевич направлен на ликвидацию последствий ЧАЭС в мае 1986-го добровольцем, имея опыт строительства объектов энергетического дивизиона. На момент убытия работал в Ростовской области.
«В наше время работать на благо Родины не нужно было заставлять, поэтому многие шли добровольно. Конечно, было страшно, но это нужно было стране и нашим близким».
Леонид Васильевич внес свой вклад в создание защитного барьера, который предотвратил миграцию радионуклидов в реку Припять с подземными водами. При выполнении задач он был руководителем буровых работ.
«Наша задача, если честно, была самой трудоемкой – мы бурили скважины для сбора радиоактивных веществ в непосредственной близости от блока, приблизительно в 100 метрах. Для предотвращения смыва радионуклеидов в реки Припять и Днепр на всех водостоках зоны мы сооружали фильтрующие перемычки, плотины, укрепляли и строили новые дамбы, производили обвалование берегов реки Припять. Была создана дренажная завеса из скважин, обеспечивающая обратную откачку подземных вод, не допуская выхода из зоны заражения. Одним из наиболее сложных сооружений стала противофильтрационная «стена в грунте», препятствующая миграции радионуклидов подземными водами за территорию промышленной площадки».
***
Трушанов Валерий Васильевич направлен на ликвидацию последствий аварии в июле 1986-го будучи заместителем начальника Строительно-монтажного Управления № 5 по строительству Ленинградской АЭС.
«Как сейчас помню: 1 мая, парад, город торжествует. Пошел сильный дождь, и все белые парадные рубашки стали жёлтыми. Я уже тогда знал причину. Страшное время...».
29 июля Валерий Васильевич прибыл в Киев, следующим утром выехали на ЧАЭС. На станции ознакомился с работами и картой радиационных полей. Осмотр объектов проходил «бегом».
Первый объект - несущая защитная стенка в осях 41-51 между деаэраторной этажеркой и реактором, где на отметке -2,5 устанавливали опалубку. Второй объект - разделительная стенка в машзале между 3-м и 4-м блоком. Также необходимо было выполнить строительные конструкции приточной вентиляции под реактор, пробивные работы для контрольно- измерительной аппаратуры с дальнейшей расчисткой трассы под кабель.
«Работы велись круглосуточно. Особо тяжелые условия были в помещениях деаэраторной этажерки, где ставили, крепили и варили сетчатую металлическую опалубку. Температура в помещениях доходила до 40 градусов. Чем выше поднимались по деаэраторной этажерке, тем больше становился уровень радиации, который доходил до 200 рентген/час. Поэтому приходилось принимать меры предосторожности: щели закрывали свинцовыми плитами, мешками с песком, уменьшали время пребывания на рабочем месте до минимума. Работники, получившие суммарную дозу радиации 25 рентген, выводились из зоны и заменялись другими. В смену выходило от 160 до 250 человек».
Масштабную и трудоемкую работу провели по сдаче помещений 3-го энергоблока в эксплуатацию. Во многих других дополнительных работах участвовали земляки Валерия Васильевича, сосновоборцы. Трудились мужественно, выполняли все задачи, поставленные руководством перед ними.
«Мне предлагали остаться в командировке еще на 3 месяца. Я позвонил супруге Галине и сообщил, что остаюсь, нужно отдавать долг Родине. Она ответила мне согласием. Я сообщил своему руководству и готовился выходить на смену, но на следующие сутки мне сообщили, что я еду домой. Возражать не имел право.
Приехал домой, супруга сразу отправила меня в больницу восстанавливаться. И только через 20 лет она мне призналась, что это она звонила моему начальнику с просьбой вернуть меня домой. Думаю, сейчас я жив и здоров благодаря ей: езжу на дачу, занимаюсь внуками, детьми. Невероятно люблю свою супругу и никогда не устану признаваться ей в этом».
***
В связи с острой нехваткой рабочих рук дозиметристов, дезактиваторщиков, эксплуатационного персонала со всех действующих атомных станций тоже направляли людей в Чернобыль. Сотрудникам приходилось работать вахтовым методом по 15 дней, либо по мере получения установленной максимальной дозы радиации: достигая ее, персонал уезжал обратно на свои рабочие места. В противном случае пришлось бы закрыть атомную энергетику, потому как эксплуатировать действующие атомные станции уже стало бы некому. К работам привлекали и студентов учебных заведений.
Телелеков Дмитрий Михайлович направлен на ликвидацию последствий ЧАЭС добровольцем в июне 1986-го из г. Полярные Зори Мурманской области, будучи студентом 4 курса Московского инженерно-физического института.
«Пока мы ехали в Чернобыль и думали, что будем проходить практику, тревоги не было, но по прибытию, увидев масштабы трагедии, опустевшие города, рыжий лес, понимание происходящего пришло вместе со страхом за будущее. Поэтому старались вложить максимум усилий, знаний, умений чтобы принести пользу, помочь, внести свой вклад в общее дело».
Через неделю после прибытия Дмитрия Михайловича зачислили в штат Чернобыльской АЭС. Это было его первое официальное место работы в атомной энергетике – дозиметрист 4 группы отдела охраны труда. Работы было много: снимали картограммы, организовывали работу лаборатории дозиметрического контроля, стали выдавать дозиметры, люди стали видеть полученные дозы радиации.
«Вся эта история случилась со мной на заре моей молодости и трудовой деятельности. В последствии я пронёс идею безопасности эксплуатации Кольской атомной станции через всю свою профессиональную жизнь».
***
Сорокин Василий Николаевич направлен на ликвидацию последствий ЧАЭС в августе 1986-го будучи проходившим срочную службу в армии в г. Львове.
«Среди военнослужащих не было паники, протестов, отказов ехать на зараженную территорию. Мы были верны присяге и понимали, что кто-то должен выполнять работу по ликвидации последствий случившейся аварии».
По прибытии в Чернобыльскую зону в составе экипажа Василий Николаевич проводил работу по эвакуации людей из зараженных сел. Если из городов, находящихся недалеко от электростанции, население было увезено в первый месяц после аварии, то в отдаленных селах оно оставалось еще в августе.
После эвакуации населения Василий Николаевич участвовал в снятии пораженного радиацией грунта и вывозе его в могильники, куда свозили, в том числе, зараженные вещи и технику.
«Были случаи, когда по глупости, беспечности, забывая, что только береженного бог бережет, люди приезжали на могильники за запчастями для машин или ели с деревьев яблоки».
Еще одной задачей, поставленной Сорокину, было отслеживание радиоэфира. Большая часть информации о Чернобыльской катастрофе была и остается засекреченной, и на Западе к ней проявлялся огромный интерес. Доподлинно известно о людях, работавших на иностранные разведки.
«Помню одного: это был веселый, энергичный, коммуникабельный мужчина, постоянно ходивший в пионерском галстуке и раздававший книги. Были и люди, «в доверительной обстановке» рассказывавшие о последствиях радиационного облучения. Чего они добивались? Не знаю.
Может быть, благодаря молодому возрасту или «советскому» характеру, нам удалось избежать паники и упаднического настроения, мы не разучились радоваться. Например, помню радость от встречи с земляком. В нашей роте было пятеро русских, один азербайджанец, один венгр, остальные украинцы. Естественно, всех русских называли москалями (без негативного оттенка). Как-то подходят ко мне мои сослуживцы и говорят, что «повар тоже москаль». Пошел на кухню знакомиться. Оказалось, что повар, как и я, родом из Тверской области. С тех пор он старался накормить меня как можно лучше, а приготовленный им шашлык на мое двадцатилетие, которое я отпраздновал там же, в лагере, никогда не забуду».
Вспоминая те времена, Василий Николаевич отмечает, что, не смотря на сложные условия бытия, узнал много хороших людей, внимательных командиров. Как сложились их судьбы, неизвестно. Но, мысленно обращаясь к ним, пожелал бы своим дорогим товарищам счастья и здоровья.
С 1995 года Василий Николаевич проходил службу в пожарной части № 8 (ныне – специальной пожарно-спасательной части № 8) по охране Калининской АЭС. Окончил службу в 2009 году в должности химика-дозиметриста.
***
«Моя служба в Чернобыле продолжалась четыре месяца и двадцать семь дней. Порядок был устроен так, если индивидуальный дозиметр набирал 15 рентген, то человека отправляли домой, а на его место пребывал другой боец. Так было вначале, но впоследствии от этой практики отказались, и такой ликвидатор, как, например, я, от начала и до конца оставался в строю».
Протасов Виктор Михайлович, направлен на ЧАЭС из г. Волгограда будучи водителем междугородних перевозок автомобильного полка химической защиты ВЧ № 61666 в июне 1986-го.
Первое время Виктор Михайлович работал водителем на авторазливочной станции, которая выдвигалась к месту радиационного загрязнения и обрабатывала посредством полива зараженную территорию.
Каждые восемнадцать часов поврежденный реактор выбрасывал в небо радиоактивное облако, направление следования которого отслеживалось. Впоследствии оно опускалось на поле, лес или населенный пункт в 30-ти километровой, либо 70-ти километровой зоне, где его обезвреживали. Залитая полимером радиационная пыль покрывалась корочкой, и таким образом гасился радиационный фон.
Обрабатывали жилые и административные, городские и поселковые здания в населенных пунктах. После таких мероприятий грунт, загрязненный химикатами, выкапывал другой полк и вывозил в могильники.
Техника батальона каждый день проверялась дозиметрами на постах дезактивации. Прямо на трассе грелись бочки с водой, автомобили загонялись на эстакады и мылись. Если автомобиль отмывался до безопасных показателей, его допускали к дальнейшим работам, а если нет, то его утилизировали.
«…В октябре месяце построили батальон, вышел замполит и сказал нам такие слова: «Не буду Вам ничего объяснять, требуются люди, для очистки остатка крыши четвертого блока вручную». Там находилась вентиляционная труба, а под ней стоял бетонный постамент размером примерно 25х25 метров, где после взрыва площадку забросало фрагментами реактора и другим строительным мусором, который никак нельзя было убрать другим способом, кроме как вручную. Он сказал: «Коммунисты, пять шагов вперед!» Вот мы, коммунисты, и вышли из строя. Я на тот момент был членом Коммунистической партии Советского союза (КПСС).
Нас собрали и увезли на Чернобыльскую АЭС. Там, у основания блока, в административном здании нам приказали снять одежду и направили в душ. Выдали новое обмундирование хлопчатобумажное, сапоги, портянки и нательное белье. Обмундирование было пропитано каким-то составом, я до сих пор не знаю каким, но от него очень зудела кожа. Нас подняли на самый верх здания – в комнату, в которой был люк, а к нему вела железная лестница. Нас выстраивали по четыре человека, все тело поверх формы покрывали свинцовой фольгой, надевали свинцовый колпак на голову с защитным стеклом, резиновые свинцовые перчатки, в которых пальцы еле-еле гнулись, и респиратор. Суммарно, весь защитный костюм весил 40 килограмм.
По команде «Наверх!» срабатывала сирена, и мы поднимались по лестнице к люку, на крышу. На весь процесс работы нам отводилось полторы минуты. На крыше была деревянная лестница, которая вела на сам постамент. Высота вентиляционной трубы на постаменте была примерно пятьдесят метров, а в диаметре два с половиной-три. Постамент вокруг трубы был усыпан гравием, металлическими тросами, кусками труб, графитовыми кусками. Я уже потом полюбопытствовал, и мне объяснили, что это были графитовые решетки, которые после взрыва разбросало по территории. И вот эти продукты взрыва толщиной 10-20 см мы лопатами сбрасывали вниз.
Так вышло, что я задержался на крыше. Ребята неплотно затянули мне защитное стекло, и во время работы защитное оно оторвалось, и я его постоянно поправлял. Когда завыла сирена, мы бросили лопаты и побежали назад. На крышу я поднимался первым, а обратно вернулся последним. Под этой трубой радиационный фон был полторы тысячи рентген, как мне уже после объяснили. Тогда у нас на шее висели японские дозиметры, внешним видом походившие на авторучки. У ребят эти самые дозиметры показали 15-16 рентген, а у меня получилось 18, а учитывая дозу, которую я уже успел схватить за время пребывания на земле, в общем вышло где-то 23-24 рентгена. Когда мы спустились вниз, нас полностью раздели и направили в душ. Отработанная форма позже вывозилась и сжигалась, а нас одели в новую отправили в расположение батальона…».
На вопрос о том, считает ли атомной энергетику опасной для человечества, Виктор Михайлович гордо отвечает, что к мирному атому всегда относился положительно: такая технология для человека несет добро и благополучие!
Один из внуков Виктора Михайловича сейчас проходит службу в специальном отделе № 8 ФГКУ «Специальное управление
ФПС № 72 МЧС России», что охраняет Билибинскую АЭС и единственную в мире плавучую атомную теплоэлектростанцию (ПАТЭС).
Авторы статьи: Саловатова Ольга, Макарова-Носова Виктория, Долбня Михаил, Недайводин Евгений, Беспалов Николай, Гиниятова Ирина, Чорномаз Любовь, Салимова Наталья, ФГКУ «Специальное управление ФПС № 72 МЧС России».
При поддержке пресс-службы СУ ФПС МЧС России.