Ради жизни на земле: 80-летию Великой Победы
11:29 20.04.2025
Из дневника Сергея Гордеевича Голубева, заместителя начальника УПО г. Ленинграда.27 ноября 1941 года
Сейчас в 9:30 передавали по радио передовую «Правды». Внезапно диктор прервал передачу, а из штаба МПВО передали по радио, что в связи с артиллерийским обстрелом все должны укрыться в убежищах и щелях. Очереди должны разойтись, движение должно быть приостановлено. Слышалась канонада. Иду в подвал, на командный пункт. Такие обстрелы в дневное время происходят почти ежедневно. Сколько домов разрушено, разворочено. Сколько людей убито и изувечено! Во имя чего все это свершается?
30 ноября 1941 года
На днях был сдан врагу Ростов-на-Дону. Сегодня сводка сообщила, что наши войска выбили немцев из Ростова и теснят противника к Таганрогу.
На нашем фронте все по-прежнему.
В морском порту разгружали снаряды. В вагон со снарядами попал вражеский снаряд. Произошли взрывы и пожар. Пожарным пришлось наступать на очаги горения ползком через бетонный склад. То и дело происходили взрывы, а бойцы неустрашимо тушили очаги горения. Убито десять человек, ранено — тридцать. Снарядами при взрывах оказался изрешеченным корабль. Была прямая угроза крейсеру «Максим Горький». Я был на этом пожаре. Тушение пожаров в необычной обстановке, гибель наших бойцов и командиров при исполнении служебного долга стали повседневным явлением. Это — быт фронтового блокированного города!
1 декабря 1941 года
Разрушение города продолжается. Взорвалась бомба замедленного действия в Технологическом институте. Возник пожар. Потушили удачно. Я был там.
Вчера на ул. Вольфа, 12 (ныне улица Чапаева) горело в мансардном этаже на площади около 120 кв. метров. Павликов, Антрашенко и Завьялов да еще наш штабной работник собрали на месте пожара девять отделений, налили воды столько, что промочили пятый, четвертый и третий этажи. Вот бездельники. Назначил служебное расследование.
Меня навестил мой бывший начальник М.П. Блейхман. Он очень доволен тем, что служит в армии. Говорит, что на службу в пожарную охрану больше не вернется. Что ж, поживем — увидим.
Сегодня часовой на нашем командном пункте противопожарной службы МПВО города выстрелил себе в руку из винтовки. Назначил расследование причин.
8 декабря 1941 года
Сегодня объявлено о начале войны Японии с США и Англией в районе Тихого океана. Япония объявила войну официально. Начались военные действия. Японская авиация бомбардировала Гавайские острова и Манилу.
Англия недавно предъявила ультиматум Финляндии, чтобы она прекратила военные действия против СССР. Финляндия 5 ноября дала неудовлетворительный ответ. 6 ноября Англия объявила, что с 00 часов она находится в состоянии войны с Финляндией, Румынией и Венгрией.
10 декабря 1941 года
Армии Мерецкова 9 декабря разбили наголову войска генерала Шмидта и взяли обратно Тихвин. Убито свыше семи тысяч немецких солдат. Остатки разбитых войск, переодевшихся в крестьянское платье, разбежались по лесам Будогощи. Взято много трофеев.
Прекрасно! Есть надежда, что блокаду прорвут и немцев отгонят от Ленинграда. Бои шли десять дней. Вот почему над Ленинградом за последние четыре-пять дней не было ни одного вражеского самолета.
Рузвельт и Черчилль выступили в парламентах с речами по поводу предательского нападения на них Японии.
Австралия, Канада, Новая Зеландия, Южно-Африканский союз, Пуэрто-Рико, Никарагуа, Куба, Голландская Индия объявили войну Японии. Китай активизируется.
Какова же наша позиция? Будет ли заключен союз с США? Если да, то значит, мы должны быть в состоянии войны с Японией, с которой у нас есть договор о дружбе и ненападении.
11 декабря 1941 года
Нас сегодня неожиданно пригласили в кабинет Серикова, где находились начальник УНКВД П.С. Кубаткин и его заместитель майор Басов.
Цель посещения неясная. Официально нам заявили, что районные управления пожарной охраны жалуются на то, что мы редко бываем у них и слабо им помогаем. В заключение т. Кубаткин сказал, что мы много кричим на районных работников, а не помогаем им. Это, видимо, намек на нашего главу, у которого грубости хоть отбавляй. Он даже не знает ни в лицо, ни по фамилиям начальников команд, не говоря уже о нижестоящих офицерах. Когда ему нужен какой-либо начальник команды, то он спрашивает меня какой у нас «Х» сидит в такой-то команде: «Пусть мне позвонит!» И начинает распекать.
На этом совещании мы высказали свои соображения о недостатках в работе, просили т. Кубаткина помочь нам. Он обещал. Он поинтересовался, как мы живем, как мы питаемся, есть ли у нас деньги на эвакуацию семей. В общем, обещал улучшить питание, приказал выдать нам по полумесячному окладу воспомоществование.
Такого посещения нас высоким начальством еще ни разу не было.
После этого совещания мы поехали обедать в столовую УНКВД. На Кировском проспекте шофер Васильев не разглядел стоящей впереди грузовой автомашины, поздно свернул, и мы ударились с полного хода об вмерзший в снег пятитонный грузовик. Удар пришелся в угол кузова нашей автомашины, где сидел я. Автомобиль разбит. Мне сильно ушибло ногу и бок. Больше повреждений не оказалось, хотя я сидел с шофером рядом на переднем сиденье. Стекло ветровое разлетелось вдребезги, я был придавлен кузовом к сиденью. Борис Иванович Кончаев , сидевший на заднем сиденье, сильно ушиб руку, а у начальника отдела кадров Костюк оказалась пробитой надбровная дуга, и получилось сотрясение мозга. У шофера Васильева оказалась смятой грудная клетка, и он умер.
По телефону я доложил полковнику Серикову про аварию. Как обычно, он раскричался, не получив даже объяснения обстоятельств. Обвинил и меня вместе с шофером. Приказал шофера отдать под суд, хотя и знал уже, что он смертельно ранен.
Получен приказ НКВД о восстановлении факультета инженеров противопожарной обороны (ФИПО). Меня вызывали в отдел кадров УНКВД и предложили должность начальника ФИПО. Я отказался. Ведь я не имею законченного высшего образования. Зачем подставлять себя под третирование. Мне намекнули, что вообще был разговор о назначении меня на должность начальника управления пожарной охраны гор. Ленинграда, если встанет вопрос о смене руководства. Мне кажется, что это сказано так, попутно, не очень серьезно.
Сегодня Германия и Италия объявили войну США. Рузвельт направил послание Конгрессу, прося признать состояние войны с этими государствами. Конгресс принял решение единогласно.
12 декабря 1941 года
Все латиноамериканские страны или объявили войну Японии, или разорвали с ней дипломатические отношения. Война поистине стала мировой. Нейтральными остались не больше десятка малых стран.
Сегодня меня навестил профессор Тидеман Борис Генрихович. Вид ужасный. Глаза потускнели. Страшно худой. На ногах разорванные валенки, на плечах шуба с оборванным воротником, на голове шапка-ушанка. Портфель желтой кожи подвешен на бечевке на шею. На руках рукавицы с варежками. Не садясь, заявил мне, что он съел свою кошку. Теперь и ее нет. Жена больна дистрофией, он чувствует, что скоро умрет. Силы тают ежеминутно. Просил помочь ему эвакуироваться из города, иначе — смерть. Я посоветовался с Сериковым, и он поручил мне написать докладную записку в штаб Ленфронта о предоставлении Тидеману места на самолете для перелета линии фронта. Я отправил Бориса Генриховича домой на своей машине, предварительно снабдив небольшим запасом продовольствия, которое сумел оторвать от своего пайка (через девять-десять дней мне был доставлен вестовым из штаба фронта пакет, в котором было разрешение на место в самолете для Б.Г. Тидемана. Я помчался на квартиру Бориса Генриховича. Но… он уже был мертв. И его не похоронили. Так погиб от неумолимой дистрофии единственный специалист Советского Союза по химии горения профессор Борис Генрихович Тидеман).
С едой в Ленинграде стало очень плохо. Хлеба дают по 250 грамм рабочим, 125 грамм служащим, иждивенцам, детям. Карточки имеют талоны на 5, 10, 12,5, 25 грамм. За суп в столовой НКВД вырезают один крупяной талон в 12,5 грамм, а в обычных столовых — два талона. За конфету к чаю вырезают два сахарных талона по 10 гр. каждый. Люди стали страшно худы. Я не был в бане месяца три — негде мыться. И вот представилась возможность: нам разрешили помыться в водолечебнице городского управления милиции, в здании на площади у Зимнего дворца. Что я там увидел, было неописуемо. Здесь мылись ответственные работники УНКВД. Под душами стояли живые трупы. От мертвых они отличались только тем, что стояли и еще двигались. Фигуры их были ужасны, во всем была ассиметричность. На очень тонких шеях торчали черепа, обтянутые желтоватой кожей с остекленевшими глазами, которые выражали лишь смертную усталость и обреченность. Животы втянуты, толщина ног была менее обычной руки, плечи узкие. Движения были вялые, медленные.
Раздевшись, я направился в душевую. Идти пришлось мимо зеркала. Когда я увидел собственную фигуру, то остолбенел. Из зеркала смотрел урод, слабо похожий на меня. И мне так стало жалко себя, что у меня заструились слезы. Когда я взвесился на медицинских весах, оказалась недостача 26 килограммов веса против довоенного.
От голода начались повальные смерти. По Кировскому проспекту (ныне Каменноостровский проспект) можно ежедневно видеть, как везут гробы на автомашинах, на подводах, на салазках, на фанере, прикрепленной веревкой к автомашине, везут трупы без гробов.
Вчера я видел картину, достойную кисти какого-либо великого художника. В утренних сумерках я вышел из дверей нашего дома на Мойке на набережную. Вижу слева от дверей на мостовой следующее: на снегу на спине лежит труп средних лет женщины, одетой в ситцевое платье. На ее шее петля веревки, концы которой держат в закоченевших руках девочка лет двенадцати и мальчик лет восьми. Выяснилось, что дети везут на кладбище свою покойную маму, умершую неделю назад от голода. Оба ребенка одеты в какие-то лохмотья, на ногах валенки, головы закутаны платками. Оба страшно худые, на лицах образовались морщины. Это были дети-старики. Они оказались с соседней улицы. Так вот, при помощи веревки, они и везли труп своей умершей матери. Я отобрал у них труп, а их вернул домой. Труп на автомашине отправил в морг, а детей взяли под наблюдение. Теперь кто-либо из нашего штаба ежедневно навещает детей, помогает им продовольствием. Я не уверен, что удастся сохранить им жизнь. Кажется, неумолимая дистрофия скоро оборвет их жизнь. Мой друг доктор медицины Семен Семенович Гробштейн сказал мне, что дети обречены. Какой ужас! В какой ужас бросили нас фашистские мерзавцы!
Я сам с каждым днем все худею. Три дня назад мне прислали из УНКВД два килограмма конины. Сделал котлеты. Все эти дни я их поджаривал. Еще есть в запасе. Котлеты оказались вкусными. Несколько утолил свой голод. Однако мысль о еде не покидает ни днем, ни ночью, когда просыпаешься. Говорят, что некоторые едят собак. Вообще собаки — редкое явление. Их, должно быть, действительно уже поели. Некоторые приводят собак на специальные пункты, чтобы усыпить навеки. Их нечем кормить. Разыгрываются грустные картины. На днях одна женщина привела двух породистых борзых, привязала к забору и ушла со слезами на глазах.
Но мы надеемся, что положение скоро изменится в лучшую сторону. С 15 декабря обещают прибавить хлеба. Об этом говорил т. Кубаткин. На вторую декаду прибавили 100 гр. мяса. Теперь дают 500 гр. Прибавили 100 гр. крупы, кондитерских изделий. Нам Кубаткин обещал продовольственные посылки.
16 декабря 1941 года
Сегодня послал Леле телеграмму-молнию с поздравлением двадцатилетия супружеской жизни. Годовщина будет 22 декабря.
Наши войска заняли город Клин, мой родной город. Наступление наших войск началось. Это вселяет уверенность в победу Красной Армии над фашистскими войсками. Прогрессивное обязательно победит реакцию. Таков непреложный закон.
17 декабря 1941 года
Красная Армия вчера заняла город Калинин. В боях разбиты шесть дивизий врага, взяты большие трофеи. Враг отступает.
«Ленинградская Правда» сообщила, что части генерала Мерецкова пробились к Волхову и соединились с бойцами этого фронта. Железная дорога на участке Тихвин-Волхов освобождена. Вчера немцы выбиты из Мги. Теперь очистить бы остатки их между Шлиссельбургом и Мгой, и Северная железная дорога открыта. Снова потечет к нам хлеб и другое продовольствие.
В столовой УНКВД висит на стене плакат со следующим лозунгом: «Почет бойцу, который убил одного гитлеровца. Слава тому, кто убил десять немецких подлецов. Вечная благодарность герою, уничтожившему сто фашистов».
Сейчас в 9:30 передавали по радио передовую «Правды». Внезапно диктор прервал передачу, а из штаба МПВО передали по радио, что в связи с артиллерийским обстрелом все должны укрыться в убежищах и щелях. Очереди должны разойтись, движение должно быть приостановлено. Слышалась канонада. Иду в подвал, на командный пункт. Такие обстрелы в дневное время происходят почти ежедневно. Сколько домов разрушено, разворочено. Сколько людей убито и изувечено! Во имя чего все это свершается?
30 ноября 1941 года
На днях был сдан врагу Ростов-на-Дону. Сегодня сводка сообщила, что наши войска выбили немцев из Ростова и теснят противника к Таганрогу.
На нашем фронте все по-прежнему.
В морском порту разгружали снаряды. В вагон со снарядами попал вражеский снаряд. Произошли взрывы и пожар. Пожарным пришлось наступать на очаги горения ползком через бетонный склад. То и дело происходили взрывы, а бойцы неустрашимо тушили очаги горения. Убито десять человек, ранено — тридцать. Снарядами при взрывах оказался изрешеченным корабль. Была прямая угроза крейсеру «Максим Горький». Я был на этом пожаре. Тушение пожаров в необычной обстановке, гибель наших бойцов и командиров при исполнении служебного долга стали повседневным явлением. Это — быт фронтового блокированного города!
1 декабря 1941 года
Разрушение города продолжается. Взорвалась бомба замедленного действия в Технологическом институте. Возник пожар. Потушили удачно. Я был там.
Вчера на ул. Вольфа, 12 (ныне улица Чапаева) горело в мансардном этаже на площади около 120 кв. метров. Павликов, Антрашенко и Завьялов да еще наш штабной работник собрали на месте пожара девять отделений, налили воды столько, что промочили пятый, четвертый и третий этажи. Вот бездельники. Назначил служебное расследование.
Меня навестил мой бывший начальник М.П. Блейхман. Он очень доволен тем, что служит в армии. Говорит, что на службу в пожарную охрану больше не вернется. Что ж, поживем — увидим.
Сегодня часовой на нашем командном пункте противопожарной службы МПВО города выстрелил себе в руку из винтовки. Назначил расследование причин.
8 декабря 1941 года
Сегодня объявлено о начале войны Японии с США и Англией в районе Тихого океана. Япония объявила войну официально. Начались военные действия. Японская авиация бомбардировала Гавайские острова и Манилу.
Англия недавно предъявила ультиматум Финляндии, чтобы она прекратила военные действия против СССР. Финляндия 5 ноября дала неудовлетворительный ответ. 6 ноября Англия объявила, что с 00 часов она находится в состоянии войны с Финляндией, Румынией и Венгрией.
10 декабря 1941 года
Армии Мерецкова 9 декабря разбили наголову войска генерала Шмидта и взяли обратно Тихвин. Убито свыше семи тысяч немецких солдат. Остатки разбитых войск, переодевшихся в крестьянское платье, разбежались по лесам Будогощи. Взято много трофеев.
Прекрасно! Есть надежда, что блокаду прорвут и немцев отгонят от Ленинграда. Бои шли десять дней. Вот почему над Ленинградом за последние четыре-пять дней не было ни одного вражеского самолета.
Рузвельт и Черчилль выступили в парламентах с речами по поводу предательского нападения на них Японии.
Австралия, Канада, Новая Зеландия, Южно-Африканский союз, Пуэрто-Рико, Никарагуа, Куба, Голландская Индия объявили войну Японии. Китай активизируется.
Какова же наша позиция? Будет ли заключен союз с США? Если да, то значит, мы должны быть в состоянии войны с Японией, с которой у нас есть договор о дружбе и ненападении.
11 декабря 1941 года
Нас сегодня неожиданно пригласили в кабинет Серикова, где находились начальник УНКВД П.С. Кубаткин и его заместитель майор Басов.
Цель посещения неясная. Официально нам заявили, что районные управления пожарной охраны жалуются на то, что мы редко бываем у них и слабо им помогаем. В заключение т. Кубаткин сказал, что мы много кричим на районных работников, а не помогаем им. Это, видимо, намек на нашего главу, у которого грубости хоть отбавляй. Он даже не знает ни в лицо, ни по фамилиям начальников команд, не говоря уже о нижестоящих офицерах. Когда ему нужен какой-либо начальник команды, то он спрашивает меня какой у нас «Х» сидит в такой-то команде: «Пусть мне позвонит!» И начинает распекать.
На этом совещании мы высказали свои соображения о недостатках в работе, просили т. Кубаткина помочь нам. Он обещал. Он поинтересовался, как мы живем, как мы питаемся, есть ли у нас деньги на эвакуацию семей. В общем, обещал улучшить питание, приказал выдать нам по полумесячному окладу воспомоществование.
Такого посещения нас высоким начальством еще ни разу не было.
После этого совещания мы поехали обедать в столовую УНКВД. На Кировском проспекте шофер Васильев не разглядел стоящей впереди грузовой автомашины, поздно свернул, и мы ударились с полного хода об вмерзший в снег пятитонный грузовик. Удар пришелся в угол кузова нашей автомашины, где сидел я. Автомобиль разбит. Мне сильно ушибло ногу и бок. Больше повреждений не оказалось, хотя я сидел с шофером рядом на переднем сиденье. Стекло ветровое разлетелось вдребезги, я был придавлен кузовом к сиденью. Борис Иванович Кончаев , сидевший на заднем сиденье, сильно ушиб руку, а у начальника отдела кадров Костюк оказалась пробитой надбровная дуга, и получилось сотрясение мозга. У шофера Васильева оказалась смятой грудная клетка, и он умер.
По телефону я доложил полковнику Серикову про аварию. Как обычно, он раскричался, не получив даже объяснения обстоятельств. Обвинил и меня вместе с шофером. Приказал шофера отдать под суд, хотя и знал уже, что он смертельно ранен.
Получен приказ НКВД о восстановлении факультета инженеров противопожарной обороны (ФИПО). Меня вызывали в отдел кадров УНКВД и предложили должность начальника ФИПО. Я отказался. Ведь я не имею законченного высшего образования. Зачем подставлять себя под третирование. Мне намекнули, что вообще был разговор о назначении меня на должность начальника управления пожарной охраны гор. Ленинграда, если встанет вопрос о смене руководства. Мне кажется, что это сказано так, попутно, не очень серьезно.
Сегодня Германия и Италия объявили войну США. Рузвельт направил послание Конгрессу, прося признать состояние войны с этими государствами. Конгресс принял решение единогласно.
12 декабря 1941 года
Все латиноамериканские страны или объявили войну Японии, или разорвали с ней дипломатические отношения. Война поистине стала мировой. Нейтральными остались не больше десятка малых стран.
Сегодня меня навестил профессор Тидеман Борис Генрихович. Вид ужасный. Глаза потускнели. Страшно худой. На ногах разорванные валенки, на плечах шуба с оборванным воротником, на голове шапка-ушанка. Портфель желтой кожи подвешен на бечевке на шею. На руках рукавицы с варежками. Не садясь, заявил мне, что он съел свою кошку. Теперь и ее нет. Жена больна дистрофией, он чувствует, что скоро умрет. Силы тают ежеминутно. Просил помочь ему эвакуироваться из города, иначе — смерть. Я посоветовался с Сериковым, и он поручил мне написать докладную записку в штаб Ленфронта о предоставлении Тидеману места на самолете для перелета линии фронта. Я отправил Бориса Генриховича домой на своей машине, предварительно снабдив небольшим запасом продовольствия, которое сумел оторвать от своего пайка (через девять-десять дней мне был доставлен вестовым из штаба фронта пакет, в котором было разрешение на место в самолете для Б.Г. Тидемана. Я помчался на квартиру Бориса Генриховича. Но… он уже был мертв. И его не похоронили. Так погиб от неумолимой дистрофии единственный специалист Советского Союза по химии горения профессор Борис Генрихович Тидеман).
С едой в Ленинграде стало очень плохо. Хлеба дают по 250 грамм рабочим, 125 грамм служащим, иждивенцам, детям. Карточки имеют талоны на 5, 10, 12,5, 25 грамм. За суп в столовой НКВД вырезают один крупяной талон в 12,5 грамм, а в обычных столовых — два талона. За конфету к чаю вырезают два сахарных талона по 10 гр. каждый. Люди стали страшно худы. Я не был в бане месяца три — негде мыться. И вот представилась возможность: нам разрешили помыться в водолечебнице городского управления милиции, в здании на площади у Зимнего дворца. Что я там увидел, было неописуемо. Здесь мылись ответственные работники УНКВД. Под душами стояли живые трупы. От мертвых они отличались только тем, что стояли и еще двигались. Фигуры их были ужасны, во всем была ассиметричность. На очень тонких шеях торчали черепа, обтянутые желтоватой кожей с остекленевшими глазами, которые выражали лишь смертную усталость и обреченность. Животы втянуты, толщина ног была менее обычной руки, плечи узкие. Движения были вялые, медленные.
Раздевшись, я направился в душевую. Идти пришлось мимо зеркала. Когда я увидел собственную фигуру, то остолбенел. Из зеркала смотрел урод, слабо похожий на меня. И мне так стало жалко себя, что у меня заструились слезы. Когда я взвесился на медицинских весах, оказалась недостача 26 килограммов веса против довоенного.
От голода начались повальные смерти. По Кировскому проспекту (ныне Каменноостровский проспект) можно ежедневно видеть, как везут гробы на автомашинах, на подводах, на салазках, на фанере, прикрепленной веревкой к автомашине, везут трупы без гробов.
Вчера я видел картину, достойную кисти какого-либо великого художника. В утренних сумерках я вышел из дверей нашего дома на Мойке на набережную. Вижу слева от дверей на мостовой следующее: на снегу на спине лежит труп средних лет женщины, одетой в ситцевое платье. На ее шее петля веревки, концы которой держат в закоченевших руках девочка лет двенадцати и мальчик лет восьми. Выяснилось, что дети везут на кладбище свою покойную маму, умершую неделю назад от голода. Оба ребенка одеты в какие-то лохмотья, на ногах валенки, головы закутаны платками. Оба страшно худые, на лицах образовались морщины. Это были дети-старики. Они оказались с соседней улицы. Так вот, при помощи веревки, они и везли труп своей умершей матери. Я отобрал у них труп, а их вернул домой. Труп на автомашине отправил в морг, а детей взяли под наблюдение. Теперь кто-либо из нашего штаба ежедневно навещает детей, помогает им продовольствием. Я не уверен, что удастся сохранить им жизнь. Кажется, неумолимая дистрофия скоро оборвет их жизнь. Мой друг доктор медицины Семен Семенович Гробштейн сказал мне, что дети обречены. Какой ужас! В какой ужас бросили нас фашистские мерзавцы!
Я сам с каждым днем все худею. Три дня назад мне прислали из УНКВД два килограмма конины. Сделал котлеты. Все эти дни я их поджаривал. Еще есть в запасе. Котлеты оказались вкусными. Несколько утолил свой голод. Однако мысль о еде не покидает ни днем, ни ночью, когда просыпаешься. Говорят, что некоторые едят собак. Вообще собаки — редкое явление. Их, должно быть, действительно уже поели. Некоторые приводят собак на специальные пункты, чтобы усыпить навеки. Их нечем кормить. Разыгрываются грустные картины. На днях одна женщина привела двух породистых борзых, привязала к забору и ушла со слезами на глазах.
Но мы надеемся, что положение скоро изменится в лучшую сторону. С 15 декабря обещают прибавить хлеба. Об этом говорил т. Кубаткин. На вторую декаду прибавили 100 гр. мяса. Теперь дают 500 гр. Прибавили 100 гр. крупы, кондитерских изделий. Нам Кубаткин обещал продовольственные посылки.
16 декабря 1941 года
Сегодня послал Леле телеграмму-молнию с поздравлением двадцатилетия супружеской жизни. Годовщина будет 22 декабря.
Наши войска заняли город Клин, мой родной город. Наступление наших войск началось. Это вселяет уверенность в победу Красной Армии над фашистскими войсками. Прогрессивное обязательно победит реакцию. Таков непреложный закон.
17 декабря 1941 года
Красная Армия вчера заняла город Калинин. В боях разбиты шесть дивизий врага, взяты большие трофеи. Враг отступает.
«Ленинградская Правда» сообщила, что части генерала Мерецкова пробились к Волхову и соединились с бойцами этого фронта. Железная дорога на участке Тихвин-Волхов освобождена. Вчера немцы выбиты из Мги. Теперь очистить бы остатки их между Шлиссельбургом и Мгой, и Северная железная дорога открыта. Снова потечет к нам хлеб и другое продовольствие.
В столовой УНКВД висит на стене плакат со следующим лозунгом: «Почет бойцу, который убил одного гитлеровца. Слава тому, кто убил десять немецких подлецов. Вечная благодарность герою, уничтожившему сто фашистов».