Ради жизни на земле: 80-летию Великой Победы
11:11 04.05.2025
Из дневника преподавателя Факультета инженеров пожарной охраны И.С. Волкова 6 февраля 1942 года
Более двух недель произошел перерыв в дневнике. Попытаюсь коротко изобразить события, которые произошли со мною в этот период.
Придя на лекции, я почувствовал недомогание в желудке, однако день провел. К вечеру вместе со слушателями отправился в баню, что около Кировской площади. Мылись в парильне, так как в банном помещении адский холод. Желудочные боли все усиливались. После бани я уже с большим трудом передвигался, помог дойти до факультета слушатель четвертого курса Лисица. Ночь провел плохо, рези в желудке продолжались всю ночь. Утром перевели во вновь организованный стационар санчасти ФИПО. Аппетит пропал, перевелся с котлового довольствия на сухой паек, и получаемые продукты сохранял (благодаря любезности доктора К.И. Трухина). Болезнь протекала тяжело, изнуряюще. Побаивался за дальнейшую жизнь и я, и доктор за меня. Добряк принимал все меры к моему выздоровлению. Наконец, у меня появился аппетит. Сэкономленные продукты помогли мне подняться с кровати и начать ходить. Однако с 29 января нас сняли с фронтового пайка и перевели на прежнюю норму, а с нее не поправиться. При мне в стационаре скончались ассистент Г.А. Чигринский и слушатели второго курса Горбачев и Гриневич — все от истощения на почве голода.
Второго февраля с помощью слушателя А.И. Гаврилова отправился домой. Имел в виду остаться дома, но в дороге настолько ослаб, что оставаться в таком виде дома рискованно. Температура в комнате один градус тепла.
Говорят, что ФИПО эвакуируют в Свердловск или в Ташкент в ближайшие дни. В этом я вижу свое спасение, и всеми силами стремлюсь эвакуироваться.
Умер от истощения Б.Г. Тидеман. Перед своей собственной болезнью, то есть за десять дней до смерти Бориса Генриховича, я был у него. Старик уже представлял собою не только кандидата химических наук, но и, безусловно, кандидата в покойники. Он физически и морально был готов к этому, и я с тяжелым чувством уходил от него, сознавая, что моего близкого коллегу и друга уже больше не увижу никогда. В этот период умерли ряд приватных преподавателей ФИПО и штатных ЛИСИ. В числе их профессор Осипов, профессор Аше, доцент Дутов. Несколько ранее умер профессор Павлюк и многие другие.
По дороге из дома обратно в санчасть ФИПО встретил вдову Бабошину. Ее муж погиб в бою с немцами на «Невском пятачке»; выразил ей соболезнование по поводу тяжелой утраты. Я просил начальство устроить ее кем-либо на ФИПО с тем, чтобы эвакуироваться затем.
Занятия я посещаю исправно, а после занятий опускаюсь в санчасть и ложусь.
7 февраля 1942 года
На днях получил указание подготовиться по своей кафедре к эвакуации. Иду работать. Неожиданно выяснилось, что на первом курсе нужно заменить не явившегося педагога-физика, что я и сделал. Теперь я кроме машин и аппаратов пожаротушения и деталей машин взялся читать теоретическую механику на первом и втором курсах.
9 февраля 1942 года
Проснулся рано, согрел воды и постирал белье и полотенце. Сам кое-как вымылся и получил полное удовлетворение. Утром еле пришел в палату Петр Мартынович Браун. У него признаки аппендицита, был приступ. Его положили рядом со мной.
10 февраля 1942 года
Написал на Б.Г. Тидемана некролог в стенгазету. Прочитал его П.М. Брауну, он остался доволен. Утром зашел Г.Е. Селицкий. Днем было шесть часов лекций. Второй курс — сорок девять человек, присутствовало на лекции десять, остальные лежат, ослабли окончательно. Грустная картина: слушатели не могут подняться из столовой на третьем этаже в спальню. Кстати, занятия проходят тут же в спальнях, слушатели сидят на койках, грязь. Слушатели не моются неделями, опустились.
11 февраля 1942 года
Вчера вечером долго не спал, обсуждал с Брауном вопрос о преобразовании факультета в институт в связи с его эвакуацией и, как следствие — отделение от ЛИСИ. Между прочим, намечается создание факультета моторизации пожарной охраны, в котором мне предстоит работать. Моя кафедра разделится на две и за мной останется кафедра пожарных машин, по которой я пишу учебник в качестве докторской диссертации.
Сегодня сводка сообщила, что хлеба прибавили населению: рабочим 500 гр., служащим — 400 гр. и иждивенцам — 300 гр. Это неплохо, но поздно для многих ленинградцев.
Днем состоялось совещание по вопросу об эвакуации и в связи с этим преобразовании факультета в институт. Браун докладывал, после чего прения развернулись и продолжались долго. Решил после занятий отправиться домой и упаковать вещи.
12 февраля 1942 года
Читал лекцию, занимался дополнительно с дочкой Брауна, она уже поступила на первый курс, правда, с опозданием, так вот я ее подгоняю до уровня группы.
После этого намечал дисциплины моей кафедры в предполагаемом институте, до конца не наметил, отложил на завтра. Я месяцами не хожу в баню, не меняю белье, потому что нет бань, нет воды, нет мыла и тепла достаточно.
13 февраля 1942 года
Вчера перед сном разговаривал с находившимися в палате слушателями насчет норм поведения культурного человека и, кажется, говорил убедительно. Браун поддержал. В такое тяжелое время такой разговор поднимает дух слушателей на борьбу с трудностями и лишениями, а их хоть отбавляй сейчас.
Первые два часа занятий не состоялись, так как, поднявшись на третий этаж, я почувствовал, что сердце зашалило. Пришлось опуститься в санчасть и отлежаться. Мой добрый доктор дал мне выпить какого-то «комволярия» (???), и я через полтора часа снова пошел на занятия и провел их успешно.
Днем посещали ФИПО секретари райкомов, а затем заместитель начальника УНКВД на предмет обследования. Разговоры велись об улучшении питания и об эвакуации. Завтра будет совещание в горкоме о положении ФИПО. Нужно обязательно выступить Брауну, а он как раз заболел.
Вечером опять были разговоры с Брауном и Селицким об институте. Я дал Брауну совет в отношении использования здания пожарного техникума под институт. Он свой доклад дополняет, усиливая именно этот элемент его. После составил проект распределения учебных часов по факультету механизации и моторизации, который понравился всем нам.
Рядом со мной лежит слушатель третьего курса Иванов. Он уже на отлете, и его часы сочтены. Его организм настолько истощал, что бороться не в состоянии. Я еще герой и, по-видимому, курорт мне помог летом.
14 февраля 1942 года
Проснулся рано, а Петр Мартынович уже пишет, все обсасывает доклад. У него к работе моя хватка. Он мне нравится — цельная натура и умница. Противоположность ему Л.М. Эпштейн и Г.Е. Селицкий.
Днем писал перечень оборудования для лаборатории пожарных машин и кабинета автодела.
У Брауна с докладом не вышло.
15 февраля 1942 года
Обстановка на ФИПО создалась туманная, бесперспективная. Будущее тревожит. Петр Мартынович пошел к начальнику выяснять обстановку, позже узнаю. Г.Е. Селицкий нервничает и хочет уходить. Он недоволен кафедрой тактики, и ему импонирует больше кафедра машин и аппаратов пожаротушения, которую я занимаю и, конечно, не собираюсь уступать. Кроме того, слушатели его лекциями также не ахти довольны — не научны, не технические. Вот причины его нервозности и желания уйти из ФИПО.
24 февраля 1942 года
Перерыв произошел в связи с переселением из санчасти домой и болезнью. Вчера был на работе и выяснил две вещи: во-первых, дали тыловой паек — это 600 гр. хлеба, 240 гр. крупяных изделий, 125 гр. мяса, 50 гр. жиров, 35 гр. сахара; во-вторых, ожидается эвакуация ФИПО совместно с ЛИСИ в г. Грозный.
Более двух недель произошел перерыв в дневнике. Попытаюсь коротко изобразить события, которые произошли со мною в этот период.
Придя на лекции, я почувствовал недомогание в желудке, однако день провел. К вечеру вместе со слушателями отправился в баню, что около Кировской площади. Мылись в парильне, так как в банном помещении адский холод. Желудочные боли все усиливались. После бани я уже с большим трудом передвигался, помог дойти до факультета слушатель четвертого курса Лисица. Ночь провел плохо, рези в желудке продолжались всю ночь. Утром перевели во вновь организованный стационар санчасти ФИПО. Аппетит пропал, перевелся с котлового довольствия на сухой паек, и получаемые продукты сохранял (благодаря любезности доктора К.И. Трухина). Болезнь протекала тяжело, изнуряюще. Побаивался за дальнейшую жизнь и я, и доктор за меня. Добряк принимал все меры к моему выздоровлению. Наконец, у меня появился аппетит. Сэкономленные продукты помогли мне подняться с кровати и начать ходить. Однако с 29 января нас сняли с фронтового пайка и перевели на прежнюю норму, а с нее не поправиться. При мне в стационаре скончались ассистент Г.А. Чигринский и слушатели второго курса Горбачев и Гриневич — все от истощения на почве голода.
Второго февраля с помощью слушателя А.И. Гаврилова отправился домой. Имел в виду остаться дома, но в дороге настолько ослаб, что оставаться в таком виде дома рискованно. Температура в комнате один градус тепла.
Говорят, что ФИПО эвакуируют в Свердловск или в Ташкент в ближайшие дни. В этом я вижу свое спасение, и всеми силами стремлюсь эвакуироваться.
Умер от истощения Б.Г. Тидеман. Перед своей собственной болезнью, то есть за десять дней до смерти Бориса Генриховича, я был у него. Старик уже представлял собою не только кандидата химических наук, но и, безусловно, кандидата в покойники. Он физически и морально был готов к этому, и я с тяжелым чувством уходил от него, сознавая, что моего близкого коллегу и друга уже больше не увижу никогда. В этот период умерли ряд приватных преподавателей ФИПО и штатных ЛИСИ. В числе их профессор Осипов, профессор Аше, доцент Дутов. Несколько ранее умер профессор Павлюк и многие другие.
По дороге из дома обратно в санчасть ФИПО встретил вдову Бабошину. Ее муж погиб в бою с немцами на «Невском пятачке»; выразил ей соболезнование по поводу тяжелой утраты. Я просил начальство устроить ее кем-либо на ФИПО с тем, чтобы эвакуироваться затем.
Занятия я посещаю исправно, а после занятий опускаюсь в санчасть и ложусь.
7 февраля 1942 года
На днях получил указание подготовиться по своей кафедре к эвакуации. Иду работать. Неожиданно выяснилось, что на первом курсе нужно заменить не явившегося педагога-физика, что я и сделал. Теперь я кроме машин и аппаратов пожаротушения и деталей машин взялся читать теоретическую механику на первом и втором курсах.
9 февраля 1942 года
Проснулся рано, согрел воды и постирал белье и полотенце. Сам кое-как вымылся и получил полное удовлетворение. Утром еле пришел в палату Петр Мартынович Браун. У него признаки аппендицита, был приступ. Его положили рядом со мной.
10 февраля 1942 года
Написал на Б.Г. Тидемана некролог в стенгазету. Прочитал его П.М. Брауну, он остался доволен. Утром зашел Г.Е. Селицкий. Днем было шесть часов лекций. Второй курс — сорок девять человек, присутствовало на лекции десять, остальные лежат, ослабли окончательно. Грустная картина: слушатели не могут подняться из столовой на третьем этаже в спальню. Кстати, занятия проходят тут же в спальнях, слушатели сидят на койках, грязь. Слушатели не моются неделями, опустились.
11 февраля 1942 года
Вчера вечером долго не спал, обсуждал с Брауном вопрос о преобразовании факультета в институт в связи с его эвакуацией и, как следствие — отделение от ЛИСИ. Между прочим, намечается создание факультета моторизации пожарной охраны, в котором мне предстоит работать. Моя кафедра разделится на две и за мной останется кафедра пожарных машин, по которой я пишу учебник в качестве докторской диссертации.
Сегодня сводка сообщила, что хлеба прибавили населению: рабочим 500 гр., служащим — 400 гр. и иждивенцам — 300 гр. Это неплохо, но поздно для многих ленинградцев.
Днем состоялось совещание по вопросу об эвакуации и в связи с этим преобразовании факультета в институт. Браун докладывал, после чего прения развернулись и продолжались долго. Решил после занятий отправиться домой и упаковать вещи.
12 февраля 1942 года
Читал лекцию, занимался дополнительно с дочкой Брауна, она уже поступила на первый курс, правда, с опозданием, так вот я ее подгоняю до уровня группы.
После этого намечал дисциплины моей кафедры в предполагаемом институте, до конца не наметил, отложил на завтра. Я месяцами не хожу в баню, не меняю белье, потому что нет бань, нет воды, нет мыла и тепла достаточно.
13 февраля 1942 года
Вчера перед сном разговаривал с находившимися в палате слушателями насчет норм поведения культурного человека и, кажется, говорил убедительно. Браун поддержал. В такое тяжелое время такой разговор поднимает дух слушателей на борьбу с трудностями и лишениями, а их хоть отбавляй сейчас.
Первые два часа занятий не состоялись, так как, поднявшись на третий этаж, я почувствовал, что сердце зашалило. Пришлось опуститься в санчасть и отлежаться. Мой добрый доктор дал мне выпить какого-то «комволярия» (???), и я через полтора часа снова пошел на занятия и провел их успешно.
Днем посещали ФИПО секретари райкомов, а затем заместитель начальника УНКВД на предмет обследования. Разговоры велись об улучшении питания и об эвакуации. Завтра будет совещание в горкоме о положении ФИПО. Нужно обязательно выступить Брауну, а он как раз заболел.
Вечером опять были разговоры с Брауном и Селицким об институте. Я дал Брауну совет в отношении использования здания пожарного техникума под институт. Он свой доклад дополняет, усиливая именно этот элемент его. После составил проект распределения учебных часов по факультету механизации и моторизации, который понравился всем нам.
Рядом со мной лежит слушатель третьего курса Иванов. Он уже на отлете, и его часы сочтены. Его организм настолько истощал, что бороться не в состоянии. Я еще герой и, по-видимому, курорт мне помог летом.
14 февраля 1942 года
Проснулся рано, а Петр Мартынович уже пишет, все обсасывает доклад. У него к работе моя хватка. Он мне нравится — цельная натура и умница. Противоположность ему Л.М. Эпштейн и Г.Е. Селицкий.
Днем писал перечень оборудования для лаборатории пожарных машин и кабинета автодела.
У Брауна с докладом не вышло.
15 февраля 1942 года
Обстановка на ФИПО создалась туманная, бесперспективная. Будущее тревожит. Петр Мартынович пошел к начальнику выяснять обстановку, позже узнаю. Г.Е. Селицкий нервничает и хочет уходить. Он недоволен кафедрой тактики, и ему импонирует больше кафедра машин и аппаратов пожаротушения, которую я занимаю и, конечно, не собираюсь уступать. Кроме того, слушатели его лекциями также не ахти довольны — не научны, не технические. Вот причины его нервозности и желания уйти из ФИПО.
24 февраля 1942 года
Перерыв произошел в связи с переселением из санчасти домой и болезнью. Вчера был на работе и выяснил две вещи: во-первых, дали тыловой паек — это 600 гр. хлеба, 240 гр. крупяных изделий, 125 гр. мяса, 50 гр. жиров, 35 гр. сахара; во-вторых, ожидается эвакуация ФИПО совместно с ЛИСИ в г. Грозный.